Из портфеля Уинстон достала большую, тяжелую книгу в синем кожаном переплете и положила на стол. В качестве закладки среди страниц торчал желтый самоклеящийся листочек.
— Согласно предисловию, это исследование о художниках, которые использовали тьму в качестве существенной части изобразительной техники. — Улыбнувшись, она открыла книгу на закладке. — Вот довольно длинная глава об Иеронимусе Босхе. С иллюстрациями.
Маккалеб поднял пустую бутылку и чокнулся с ее стаканом, которого Уинстон еще не касалась. Потом вместе с Босхом склонился над книгой.
Потом вместе с Босхом склонился над книгой.
— Прекрасно, — сказал он.
Уинстон переворачивала страницы. Среди иллюстраций были все картины Босха, фрагменты которых можно было проследить на месте преступления: «Операция глупости», «Семь смертных грехов» с Божьим оком, «Страшный суд» и «Сад наслаждений».
— Он планировал все прямо из камеры, — изумился Маккалеб.
— Похоже, — откликнулась Уинстон.
Они оба посмотрели на Босха, который едва заметно кивнул головой.
— Теперь твоя очередь, Гарри, — сказал Маккалеб.
Босх, казалось, растерялся:
— Моя очередь?..
— Испытать удачу.
Маккалеб пододвинул Босху фотографию Таферо и кивнул на барменшу. Босх взял снимок и направился к бару.
— Мы все еще ходим вокруг да около, — сказала Уинстон, пока оба наблюдали, как Босх расспрашивает барменшу. — У нас только кое-какие мелочи.
— Знаю, — сказал Маккалеб. Ему не было слышно, о чем говорят у бара: все заглушала музыка.
Босх кивнул барменше и вернулся в кабину.
— Она узнала его — пьет только ликер «Калуа» со сливками. Хотя с Ганном он у нее не ассоциируется.
Маккалеб пожал плечами, словно говоря: «Невелика важность».
— Попробовать стоило.
— Вы понимаете, куда это ведет, не так ли? — сказал Босх, переводя взгляд с Маккалеба на Уинстон и обратно. — Вам нужно действовать. И действовать наверняка. Другого шанса не будет, а я рискую слишком многим.
Маккалеб кивнул.
— Мы знаем, — сказал он.
— Когда? У меня мало времени.
Маккалеб посмотрел на Уинстон. Решать было ей.
— Скоро, — сказала она. — Может быть, завтра. Я еще не заикалась об этом на работе. Надо уломать капитана, потому что, по его последним сведениям, Терри прогнали, и я вместе с фэбээровцами разрабатываю тебя. Нужно подключить окружную прокуратуру, потому что, когда мы начнем, действовать надо будет быстро. Если все получится, мы возьмем Таферо завтра вечером и тогда поглядим.
Босх с грустной улыбкой уставился на стол.
— Я сегодня встречался с этими типами. Агентами.
— Я слышала. Ты не совсем убедил их в своей невиновности. Они вернулись жутко нервные.
Босх поднял голову:
— Так что вам сейчас надо от меня?
— Нам надо, чтобы ты сидел тихо, — сказала Уинстон. — Мы сообщим тебе насчет завтрашнего вечера.
Босх кивнул.
— Еще один момент, — сказал Маккалеб. — Есть у тебя доступ к вещдокам с процесса?
— Да — во время суда. Так они у секретаря. А что?
— А то, что Стори явно знал о художнике Иеронимусе Босхе. Он узнал твое имя во время того первого разговора и сразу понял, что с ним можно сделать. Поэтому мне кажется, что книга, которую помощница принесла ему в тюрьму, должна быть его собственной. Он велел ей принести.
Босх кивнул:
— Фотография книжного шкафа.
— Ты понял.
— Я тебе сообщу. — Босх огляделся. — Пока все?
— Все, — ответила Уинстон. — Будем на связи.
Она вышла из кабины, Босх и Маккалеб — следом. На столе остались две нетронутые бутылки пива и бурбон со льдом. У дверей Маккалеб оглянулся и увидел, как пара завсегдатаев направляется в бар. Из музыкального автомата доносилась песня Джона Фогерти «Встает бездомная луна…»
41
Холод пробирал до костей. Маккалеб шел к причалу Кабрийо, засунув руки поглубже в карманы ветровки и уткнувшись носом в воротник.
Несмотря на опушенный подбородок, он настороженно поглядывал по сторонам. Ничто не привлекало внимания. По пути Маккалеб взглянул на парусную шлюпку Бадди Локриджа. Груды всякого хлама, скопившегося на палубе: доски для серфинга, велосипеды, газовый гриль, океанский каяк и прочий хлам не скрывали, что свет в каюте включен. Маккалеб тихо ступал по деревянным доскам. Спит Бадди или нет, все равно уже слишком поздно, а Маккалеб слишком устал и замерз, чтобы встречаться с партнером. И все же он не мог отделаться от мысли об отклонении в теории по делу Ганна.
Босх прав: утечку в «Нью таймс» о расследовании дела Ганна скорее всего организовал кто-то из лагеря Стори. По логике вещей источником Джека Макэвоя был либо Таферо, либо Фауккс, либо даже сам Стори — из тюрьмы. Но как быть с признанием Бадди Локриджа? Оставалось одно: и Бадди, и кто-то из защитников Стори одновременно сообщили одну и ту же информацию одному и тому же изданию. А в такое даже человек, допускающий совпадения, поверил бы с трудом.
Маккалеб решил пока не думать об этом. Поднялся на яхту, еще раз огляделся и сошел в кубрик. Отпер раздвижную дверь и включил свет. Разговор с Бадди подождет до утра.
Маккалеб запер дверь и положил ключи и видеокассету на штурманский стол. Сразу же пошел на камбуз и налил большой стакан апельсинового сока. Потом выключил огни на верхней палубе, отнес сок вниз и приступил к вечернему таблеточному обряду. Глотая таблетки и апельсиновый сок, он разглядывал себя в зеркальце над раковиной. Вспомнился Босх. В глазах детектива была усталость. Маккалеб размышлял, не станет ли и он сам выглядеть так же через несколько лет, после еще нескольких подобных дел.