— Рассказывай.
— Доставай карандаш. Сова неоднократно встречается в искусстве и религиозной иконографии с раннего Средневековья до позднего Возрождения. Ее часто изображали в религиозно-аллегорических произведениях: росписи, церковные витражи и тому подобное.
Сова была…
— Хорошо-хорошо, Брасс, но что она означала?
— Подхожу. Иногда в ее значении возникали нюансы, но, по существу, она была символом зла.
Маккалеб записал.
— Зло. Хорошо.
— Я думала, ты обрадуешься.
— Просто ты меня не видишь. Я стою на руках. Что еще?
— Дай мне пройти по всему списку. Он составлен из фрагментов, критической литературы по искусству того периода. Встречаются ссылки на изображения сов как символа, я цитирую: рока, врага невинности, самого дьявола, ереси, глупости, смерти и несчастья, тьмы и, наконец, страданий человеческой души в ее неотвратимом пути к вечным мукам. Мило, а? Мне нравится последнее. По-моему, в четырнадцатом веке торговля чипсами с изображением совы на пакетах не пошла бы.
Маккалеб старательно записывал.
— Продиктуй еще раз последнее.
Она повторила, и он записал дословно.
— Так, теперь дальше, — продолжала Доран. — Есть еще кое-какие трактовки совы как кары за зло или кары за гнев. Так что в разные времена и для разных людей символ явно трактовался по-разному.
— Кара за зло, — повторил Маккалеб, записывая. — Он посмотрел на листок. — Что-нибудь еще?
— Этого недостаточно?
— У тебя там названы книги, где это как-то представлено, или имена художников и писателей, которые использовали так называемую птицу тьмы в произведениях?
Зашелестели страницы. Несколько минут Доран молчала.
— У меня тут немного. Книг нет, но могу сказать тебе имена некоторых упомянутых художников, и, возможно, ты накопаешь еще что-нибудь в Интернете или в библиотеке университета.
— Хорошо.
— Мне надо торопиться. Мы тут скоро начнем.
— Диктуй.
— Есть художник Брейгель, который нарисовал врата ада в виде огромного лица. В ноздре этого лица угнездилась коричневая сова.
— Прекрасно. — Маккалеб записал описание. — Продолжай.
— Еще двое, известные использованием совы как символа зла, это Ван Оостанен и Дюрер. Названий картин у меня нет.
Снова шелест страниц. Маккалеб попросил продиктовать имена по буквам и записал их.
— Так, вот еще. Произведения этого типа, по общему мнению, переполнены совами. Я не могу произнести его имя целиком. По буквам «И-Е-Р-О-Н-И-М-У-С». Голландец, заметный деятель северного Ренессанса. По-моему, совы там повсюду.
Маккалеб посмотрел на лист бумаги на столе. Продиктованное имя показалось ему знакомым.
— Ты забыла фамилию. Как его фамилия?
— Ой, прости, Босх. Похоже на свечи зажигания «Бош». Пишется так же, а произносится по-другому.
Маккалеб застыл. Он не двигался, не дышал. Смотрел на имя на странице, не в состоянии записать только что названную Доран фамилию. Наконец повернул голову и посмотрел туда, где в последний раз видел уходящего Гарри Босха.
— Терри, ты слышишь?
Он очнулся:
— Да.
— Вот и все, что я нашла. Мне пора — мы тут начинаем.
— Что-нибудь еще по Босху?
— В общем, нет. И мое время вышло.
— Ладно, Брасс, большое спасибо. Я у тебя в долгу.
— Причем я в один прекрасный день попрошу вернуть. Дай мне знать, чем все кончится, ладно?
— Договорились.
— И пришли мне фото малышки.
— Пришлю.
Маккалеб медленно закрыл телефон и написал внизу страницы напоминание послать Брасс фотографию дочери. Это было просто предлогом не смотреть на записанное его рукой имя художника.
— Дерьмо!.. — прошептал он.
Маккалеб долго сидел, погрузившись в свои мысли.
Маккалеб долго сидел, погрузившись в свои мысли. Совпадение — такая зловещая информация всего через несколько минут после ленча с Гарри Босхом — тревожило. Еще несколько минут Маккалеб изучал свои записи, но знал, что в них нет необходимых ему сведений из первоисточника. Наконец снова открыл телефон и набрал справочный номер 213. Через минуту он уже звонил в отдел кадров полицейского управления Лос-Анджелеса. После девяти гудков ответил женский голос.
— Я звоню по поручению управления шерифа округа Лос-Анджелес. Мне надо связаться с одним служащим полиции Лос-Анджелеса. К сожалению, я не знаю, где он работает. Знаю только фамилию.
Он надеялся, что женщина не спросит, что означает «от имени». Наступило долгое молчание, затем послышался стук по клавиатуре.
— Фамилия?
— М-м… Босх.
Он произнес по буквам, потом посмотрел на свои записи, готовый продиктовать имя.
— А имя… не важно, там всего один такой. Йе-рони-мус. Так? Боюсь, я плохо произнесла.
— Иеронимус. Да, так.
— Детектив третьего класса, работает в голливудском отделении. Вам нужен номер?
Маккалеб не ответил.
— Сэр, вам нужен…
— Нет, номер у меня есть. Большое спасибо.
Маккалеб закрыл телефон, посмотрел на часы и снова открыл телефон. Набрал прямой номер Джей Уинстон, и она сразу ответила. Он спросил, получила ли она что-то из лаборатории по исследованию пластмассовой совы.
— Нет еще. Подожду до завтра, а потом начну торопить.
— У тебя есть время, чтобы сделать несколько звонков и оказать мне услугу?
— Каких звонков?
Маккалеб рассказал об иконографическом исследовании, проведенном Брасс Доран, не упоминая Иеронимуса Босха. Сказал, что хочет поговорить со специалистом по живописи северного Ренессанса, но считает, что договоренность будет достигнута быстрее и встретят его лучше, если запрос будет исходить от официального лица.