Вернувшись на трибуну, Фауккс перефразировал вопрос:
— Мисс Кроу, вы когда-либо брали деньги у мужчин в обмен на секс?
— Нет. Это ложь.
— Вы знаете человека по имени Эндрю Сноу?
— Знаю.
— Если бы он показал под присягой, что платил вам за сексуальные отношения, он бы солгал?
— Да.
Фауккс назвал еще трех мужчин, и с ними повторилось то же самое: Кроу признавала, что знает их, но отрицала, что когда-либо вступала с ними в связь.
— Значит, вы брали у этих мужчин деньги, но не за секс? — спросил Фауккс.
— Да, иногда. Но это не имеет никакого отношения к тому, имели мы секс или нет.
— К чему же это имеет отношение?
— Они хотели помочь мне. Я считала их друзьями.
— Вы когда-либо занимались с ними сексом?
Аннабел Кроу опустила глаза и покачала головой.
— Вы говорите «нет», мисс Кроу?
— Я говорю, что я не занималась с ними сексом каждый раз, когда они давали мне деньги. Они не давали мне деньги каждый раз, когда мы занимались сексом. Одно не имеет никакого отношения к другому. Вы стараетесь изобразить все так, как оно не было.
— Я просто задаю вопросы, мисс Кроу. Такова моя работа. А ваша работа заключается в том, чтобы говорить присяжным правду.
После долгой паузы Фауккс объявил, что больше вопросов не имеет.
Босх стискивал подлокотники кресла так, что костяшки пальцев побелели и онемели. Он потер руки и попытался расслабиться, но не смог. Да, Фауккс — мастер молниеносных атак. Быстро, метко… и неотразимо, как удар стилета.
Босх волновался не только из-за беспомощности и публичного унижения Аннабел Кроу. Он тревожился за себя. Следующий удар стилета будет направлен в него.
40
Они устроились в кабине бара «У Ната», взяв пиво у барменши с татуировкой сердца, опутанного колючей проволокой. Доставая бутылки из холодильника и открывая их, женщина ничего не сказала о том, что Маккалеб недавно приходил и задавал вопросы о человеке, с которым теперь вернулся. В столь ранний час в баре никого не было, кроме группы завсегдатаев, набившихся в одну из дальних кабин. В музыкальном автомате Брюс Спрингстин пел «Тьму на окраине».
Маккалеб изучал Босха. Тот казался чем-то озабоченным — возможно, процессом. Последняя свидетельница выглядела в лучшем случае сомнительно. На прямом допросе все замечательно, на перекрестном — полный провал. С такими свидетелями лучше не связываться, если есть выбор.
— Похоже, вас, ребята, крепко одурачили.
Босх кивнул:
— Моя вина. Мне следовало бы догадаться. Я смотрел на нее и думал, что она так красива… Я просто поверил ей.
— Я понимаю, что ты имеешь в виду.
— Последний раз, когда я доверился лицу.
— Но вы все равно еще неплохо выглядите. Что у вас в запасе?
Босх хмыкнул:
— Ничего. Мы расстреляли все пули из обоймы. Завтра узнаем, что есть у защиты.
Маккалеб смотрел, как Босх одним большим глотком опустошил половину бутылки, и решил, что лучше перейти к насущным вопросам, пока Босх еще соображает.
— Тогда расскажи мне о Руди Таферо.
Босх неуверенно пожал плечами:
— Что именно?
— Насколько хорошо ты знаешь его? Насколько хорошо ты знал его?
— Ну, я знал его, когда он был в нашей команде.
Проработал в голливудском отделении лет пять одновременно со мной.
Потом вышел в отставку, получил пенсию и перебрался на другую сторону улицы. Занялся вытаскиванием из кутузки людей, которых мы туда засовываем.
— Когда вы еще играли в одной команде — оба за Голливуд, — вы были близки?
— Не понимаю, что означает «близки». Мы не были друзьями, не были собутыльниками, он занимался кражами, я — убийствами. А почему ты спрашиваешь? Какое отношение он имеет к…
Босх умолк и посмотрел на Маккалеба; в голове явно крутились колесики. Теперь Род Стюарт пел «Танцевать всю ночь».
— Ты что, черт побери, смеешься надо мной? — спросил наконец Босх. — Смотришь на…
— Дай мне задать несколько вопросов, — прервал его Маккалеб. — Потом можешь задавать свои.
Босх осушил бутылку и держал ее поднятой, пока барменша не заметила.
— За столиками не обслуживаем, ребята! — крикнула она. — Извините.
— Мать вашу! — буркнул Босх.
Он выскользнул из кабины и подошел к бару. Вернулся с четырьмя бутылками, хотя Маккалеб едва приложился к первой.
— Спрашивай, — сказал Босх.
— Почему вы не были близки?
Босх поставил локти на стол и обхватил новую бутылку обеими руками. Выглянул из кабины, потом снова посмотрел на Маккалеба.
— Лет пять — десять назад в Бюро были две группировки. У нас в управлении было в общем-то то же самое. Вроде «святых» и «грешников» — две отдельные группы.
— Новообращенные и отступники?
— Что-то в этом роде.
Маккалеб вспомнил. Лет десять назад в кругах местных правоохранительных органов было хорошо известно о существовании в полиции Лос-Анджелеса группы, прозванной «новообращенными», члены которой занимали ключевые посты и распоряжались продвижениями по службе и выбором заданий. Все они — несколько сот офицеров всех рангов — являлись прихожанами церкви в долине Сан-Фернандо, где проповедником-мирянином был заместитель начальника управления по оперативной работе. Честолюбивые офицеры толпами вступали в общину, надеясь произвести впечатление на начальство и ускорить продвижение по службе. Сколько в этом было духовности, неизвестно. Но когда по воскресеньям, во время одиннадцатичасовой службы, этот замначальника произносил проповедь, в церкви стройными рядами стояли свободные от службы копы, пожирающие глазами кафедру.