Маккалеб кивнул.
— Был он здесь на Новый год?
Девушка покачала головой.
— Ответ тот же. Не помню. Слишком много народу, слишком много выпивки, слишком давно.
Маккалеб кивнул, взял газету со стойки и сунул в карман.
— У него какие-то неприятности, у этого копа?
Маккалеб покачал головой. Одна из женщин у бара постучала по стойке пустым стаканом.
— Эй, Миранда, у тебя тут клиенты!
Барменша оглянулась, высматривая напарника. Того не было: видимо, ушел в подсобку или в уборную.
— Мне надо работать.
Маккалеб смотрел, как она пошла к другому концу стойки и сделала две водки со льдом для проституток. Во время паузы в музыке он услышал, как одна из них советует барменше перестать болтать с копом. Когда Миранда направлялась обратно к Маккалебу, одна из проституток крикнула ей вслед:
— И перестань давать ему на халяву, иначе он никогда не уйдет.
Маккалеб сделал вид, что ничего не слышал. Миранда устало вздохнула, когда вернулась к нему.
— Не знаю, куда делся Хавьер. Я не могу стоять здесь с тобой и болтать всю ночь.
— Только последний вопрос. Ты помнишь, чтобы коп бывал здесь одновременно с Эдди Ганном?
Она на мгновение задумалась.
— Может, такое и случалось. Точно не скажу.
Маккалеб кивнул. Он был совершенно уверен, что выжал из нее все, что можно, и размышлял, следует ли оставить на стойке деньги. Еще будучи агентом, он терялся в таких ситуациях. Никогда не знал, когда это приемлемо, а когда оскорбительно.
— А можно теперь я тебя кое о чем спрошу? — поинтересовалась Миранда.
— Что?
— Тебе нравится то, что ты видишь?
Маккалеб сразу почувствовал, что начинает краснеть.
— Я имею в виду, ты ж достаточно нагляделся. Дай, думаю, спрошу.
Она оглянулась на проституток и подмигнула. Все три наслаждались смущением Маккалеба.
— Они миленькие, — сказал он и стал отходить от бара, оставив ей двадцатидолларовую купюру. — Уверен, многие возвращаются из-за них. Возможно, Эдди Ганн тоже.
Он направился к двери, и она крикнула вслед — словно удар в спину:
— Тогда, может, и ты как-нибудь вернешься и попробуешь их?
Выходя, он слышал, как проститутки радостно вопят и хлопают в ладоши.
* * *
Маккалеб сидел в «чероки» перед баром «У Ната» и старался избавиться от смущения. Он сосредоточился на информации, полученной от барменши. Завсегдатай Ганн мог быть — а мог и не быть — здесь в последнюю ночь жизни. Босх тоже мог быть — а мог и не быть — здесь в последнюю ночь жизни Ганна. Факт, что эта информация косвенным образом исходила от Босха, озадачивал. И снова непонятно, зачем Босху — если это он убил Ганна — наводить на такой важный след. Высокомерие? Уверенность, что его никогда не заподозрят и потому его имя не всплывет при расспросах в баре? Или же здесь возможна более глубокая психологическая мотивация? Многие преступники совершают ошибки, которые приводят к их аресту, потому что подсознательно не хотят, чтобы их преступления остались безнаказанными.
Теория «большого колеса», подумал Маккалеб. Может, Босх подсознательно старался сделать так, чтобы колесо наехало и на него.
Он открыл сотовый телефон и проверил сигнал. Хороший. Набрал домашний номер Джей Уинстон. Слушая гудки, посмотрел на часы и подумал, что уже, пожалуй, слишком поздно. После пятого гудка она наконец взяла трубку.
— Это я. Нарыл кое-что.
— Я тоже. Но еще сижу на телефоне. Давай я перезвоню тебе, когда закончу?
— Договорились.
Он закрыл телефон и стал ждать, думая о всяком-разном и глядя на улицу сквозь ветровое стекло. Вот из бара вышла белая проститутка на порог в сопровождении мужчины в бейсболке. Оба закурили и направились по тротуару к мотелю под названием «Скайларк».
Зазвенел телефон. Уинстон.
— Все сходится, Терри. Теперь я верю.
— Что ты узнала?
— Ты первый. Ты сказал, что что-то нарыл.
— Нет, давай ты. У меня мелочевка. А ты, похоже, выудила что-то крупное.
— Ладно, слушай. Мать Гарри Босха была проституткой. В Голливуде. Ее убили, когда он был еще ребенком. И тот, кто это сделал, остался безнаказанным. Как вам такое для психологических обоснований?
Маккалеб не ответил. Новая информация ошеломляла и заполняла многие белые пятна в рабочей теории.
Проститутка и ее клиент стояли у окна администратора мотеля. Мужчина отсчитал наличные и получил ключ. Они зашли в стеклянные двери.
— Ганн убивает проститутку и остается безнаказанным, — сказала Уинстон, не дождавшись ответа. — Точно, как случилось с его матерью.
— Как ты узнала? — спросил наконец Маккалеб.
— Я позвонила, как мы договорились, моей подруге Киз. Сделала вид, будто меня интересует Босх, и спросила, покончил ли он, понимаешь, с разводом. Она рассказала мне о нем все, что знала. История насчет матери, очевидно, всплыла несколько лет назад на гражданском процессе, когда против Босха возбудили иск о смерти в результате противоправных действий… Кукольник, помнишь такого?
— Угу. Полицейское управление не захотело тогда обращаться к нам. А еще этот тип убивал проституток. Босх убил его. Безоружного.
— Сплошная психология. Заколдованный круг.
— Что было с Босхом после того, как убили мать?
— Вообще-то Киз не в курсе. Ему тогда было лет десять-одиннадцать. Рос в детских домах и приемных семьях. Армия, потом полиция. Суть в том, что этого-то нам и не хватало. Того, что превратило незначительное дело в нечто, что Босх не мог выкинуть из головы.