— Пошлешь по двадцать воинов туда и туда, — он кивнул налево и направо. — Пусть разыщут другие входы и ударят в тыл противнику. Сам бери десяток и оставайся здесь. Когда подойдет Усерхет со стрелками, направь его за мной и передай, чтобы поторапливался. Ясно?
— Да, господин.
Хорати повернулся к воинам и начал зычно выкликать своих теп-меджет, отдавая краткие приказы. Семен встал в строй, довольно хмыкнул, заметив, что с одной стороны у него Ако с Техенной, а с другой — Шедау и Тотнахт, и поднял вверх топор.
— Вперед, пантеры! Львиноголовая с нами!
— Сохмет! — взревели десятки голосов. — Сохмет, Сохмет!
Слитный топот, удары соприкоснувшихся на миг щитов, выкрики десятников… Они взбежали по лестнице и ворвались сквозь широкий проход в перистиль.
— Сохмет, Сохмет!
Слитный топот, удары соприкоснувшихся на миг щитов, выкрики десятников… Они взбежали по лестнице и ворвались сквозь широкий проход в перистиль. Там, встревоженные шумом, уже сгрудились люди Хоремджета, тридцать или сорок солдат с секирами и дротиками — то ли охрана, не поспевшая к выходу, то ли бойцы, примчавшиеся из залов и комнат просторного дворца. Встать в шеренгу они не успели, но медлить не собирались: сверкнули в полете дротики, два щита сдвинулись перед Семеном, один из его солдат вскрикнул, другой выругался, третий рухнул на пол. В следующий миг копьеносцы обрушились на противника, прижали к стене и принялись колоть — молча, быстро, сосредоточенно, будто погонщики быков, что тыкают скотину палкой под ребро. Чей-то череп треснул под секирой Семена и разлетелся кровавыми брызгами, крюк вспорол кому-то грудь; он оттолкнул умирающего воина и очутился перед сорванными с петель дверьми зала приемов. За ними, в огромном чертоге, кружились среди колонн, обломков мебели и изваяний сэтэп-са, похожие на бело-синих ос, и воины Хоремджета в коричневых туниках. Колесничих было много, много больше, чем телохранителей, и они постепенно оттесняли стражей дворца к ведущей на галерею лестнице. На верхних ее ступенях стоял Хенеб-ка с десятком своих бойцов и глядел вниз с видом героя, готового к битве и славной смерти.
— Дорогу, хуну неферу! Менфит пришли! — поднялся рык среди копьеносцев. — Дорогу, шакалы! Протухшее мясо! Жабы из Дельты! Сохмет! Сохмет!
Они хлынули в зал, растягиваясь в цепочку, бросая копья и выхватывая секиры — тут, в тесноте, где сгрудились сотен пять сражавшихся, топор и кинжал были надежней копья. Семен шагнул вперед, сбил с ног человека, склонившегося над раненым телохранителем, услышал, как тот вскрикнул под чьим-то ударом, и врезался в толпу рубивших друг друга бойцов. Его секира, описав широкий полукруг, сшибла двоих и с лязгом грохнула о цоколь статуи Анубиса; фонтаном брызнули каменные осколки, кто-то завопил, увидев перед лицом остроконечное навершие, потом умолк, когда трехгранный стержень вонзился ему между ухом и глазом. Семен перепрыгнул через упавших и сделал несколько шагов, размахивая топором, отбивая удары вражеских секир и чувствуя душный мерзкий запах крови. Пол скользил под ногами, его покачивало от своих и чужих ударов, но, отклоняясь влево, он упирался в твердое плечо Тотнахта, а вправо — в край щита в руке Ако. Четыре его воина все еще держались рядом, не отставали ни на шаг, но остальные исчезли в плотной толпе, и только крики, лязг и вой отмечали то место, где менфит-пантера сражался с тремя-четырьмя врагами.
Слишком их много, понял Семен, добравшись до середины зала. Колесничие одолевали, старались пробиться на галерею, к верхним покоям дворца, и бой шел уже на лестнице, где Хенеб-ка оборонялся с остатками царской охраны. Среди них был кто-то еще, какие-то люди в богатых одеяниях — может быть, вельможи или слуги Хатшепсут, взявшиеся за мечи и топоры. Они рубили и кололи, убивали и падали под ударами, и Семену вдруг показалось, что там мелькает стройная фигура брата, а перед ним — в доспехах, с поднятой секирой — маячит Хоремджет. Этот миг тянулся и тянулся, наполняя душу ужасом; сейчас топор опустится, и…
Он заревел, как раненый бык, и в боковых проходах, а также где-то позади отозвалось: «Сохмет! Сохмет!» С двух сторон, следом за группами окровавленных колесничих, в зал ворвались копьеносцы Хорати, а за спиной раздался голос Усерхета: «Руби мятежников, пантеры! С нами Амон и Сохмет! Руби!»
— Лучники, господин, — прохрипел над ухом Техенна. — Может, останемся живы… Если свои не проткнут по ошибке.
Человек в доспехах обернулся, отступил с опущенной секирой, и Семен узнал Хоремджета.
Человек в доспехах обернулся, отступил с опущенной секирой, и Семен узнал Хоремджета. Глаза его светились торжеством, движения были уверенными, властными — несмотря на подоспевших лучников, он сохранил преимущество в людях. И дрались его бойцы как дьяволы — видно, понимали, что дело зашло далеко и есть для них одна альтернатива: либо пан, либо пропал. Или, с учетом местного колорита, финик в меду против кайла в каменоломне.
— Туда! — Семен ткнул секирой, показывая на лестницу. Его отделяли от Хоремджета шагов тридцать или тридцать пять и добрая сотня воинов; пробиться через этот заслон казалось невыполнимой задачей. Оттолкнув Ако, прикрывавшего его щитом, он поднял топор на длинной рукояти и закрутил в воздухе. Сверкающая сталь вращалась с хищным свистом, кружилась все стремительней, и колесничие прянули в стороны, пытаясь укрыться среди колонн и статуй. Он быстро продвинулся на три-четыре метра, ломая лезвия подставленных клинков и топорища секир, снес чью-то голову, поскользнулся в лужице крови, но удержал равновесие. Сс-шш… сс-шш… — пела сталь над его головой, и ей аккомпанировали лязг и треск вражеского оружия.