Он вернулся в палатку, сел на ковер и знаком велел нагой девчушке наполнить чашу. Она улыбалась, лукаво щурила зеленоватые глаза, и Семен улыбнулся ей в ответ, слушая вполуха, как Техенна болтает с отцом на резком гортанном ливийском наречии. Дела судебные завершились, ларец казней и милостей опустел, козленок тоже был съеден, и только приятная тяжесть в желудке напоминала о нем. Семена клонило в сон. Он прилег, вытянулся, всмотрелся в маячивший перед ним мираж: высокие горы Того-Занг — не иначе, как хребет Атласа, хрустальные реки и водопады, бегущие с них, широкая, в сто километров, равнина, синее море, просторные бухты и небо с солнечным диском, недреманным оком Ра… Западный край, безлюдный, изобильный и столь далекий, как легендарная Та-Нутер… Безопасное убежище, ибо кто в Обеих Землях рискнет отправиться на Запад? Туда, в Страну Заката, уходят только мертвые…
«Что-то я должен спросить», — вспомнил он и приоткрыл глаза.
— Скажи мне, Такелот… темеху, что обитают восточней той равнины, не говорили о заморских землях? Об острове, лежащем за Уадж-ур? Огромном острове, большем, чем Кефтиу и Иси [39] ?
В выцветших глазах Такелота мелькнуло удивление.
— Откуда ты знаешь, господин? Там и правда есть остров… Люди нашего языка узнали о нем от мореходов, что приплывают с севера… редко, очень редко — корабли их малы, и лишь немногие рискуют пересечь то море, которое вы зовете Уадж-ур. Остров… да, говорили, что они приплывают с острова, большого острова с высокой дымящейся горой. Но я не знаю, как называется та земля.
«И я не знаю, — думал Семен, уплывая в царство сна и сновидений. — Не знаю, какое имя носит этот остров в годы правления Меруити, как назовут его в эпоху Рамсеса и в век Гомера. Потом… наверное, потом он станет Сицилией».
С этой мыслью он уснул.
* * *
Большой корабль неторопливо скользил по водной протоке, соединявшей Озеро с Великим Хапи. Это было грузовое судно, широкое и плоское, с мачтой и свернутым парусом; сейчас его гнали сорок гребцов, мерно сгибавших и выпрямлявших нагие загорелые спины. В корабельном трюме хранилась серебряная и золотистая плитка из Пи-Мута, на носу, корме и мачте развевались пестрые флаги, посередине, меж двух кают-надстроек, был растянут полосатый тент, а под тентом, в кресле из черного дерева и слоновьих клыков, сидел Сенмен, сын Рамоса, царский ваятель, носивший титул Друга и Советника пер’о — да будут с ним жизнь, здоровье и сила! Он был облачен в белоснежный передник, собранный мелкими складками, руки его украшали браслеты, талию — пояс с кинжалом и бронзовой пряжкой, а на могучих плечах сверкал воротник-ожерелье, вещь искуснейшей работы из золотистых нитей, бирюзы и лазуритовых камней. Он расположился в своем кресле будто фараон на троне и озирал свой корабль, свой груз и своих людей — гребцов и писцов, мастеров и помощников, носителей опахал, сандалий и табуретов, своих телохранителей и свою наложницу.
Она сидела у его ног, прижавшись головкой с длинными темными локонами к колену повелителя и улыбаясь, когда он касался ее волос или щеки. Прочий народ, не столь близкий к телу господина и не занятый греблей, бездельничал или искал полезных занятий по собственному разумению. Носильщики спали или услаждались пивом; мастера прикидывали, как вымостить плитками храмовый пол и не пустить ли бордюр по стенам; Пиопи, старший писец, в двадцатый раз пересчитывал плитки, отдельно серебряные и золотые, и сверялся со своим папирусом; два молодых писца, потея от натуги, лазали в трюм, снабжая Пиопи данными для вычислений; повар, готовя напиток уам, смешивал белое вино с красным и выжимал гранатовый сок; Техенна и Ако играли в «большого змея» [40] , передвигая по доске фигурки красных и белых львов. За спиной Ако устроился Тотнахт; стоял, опираясь на копье, почесывал грудь, поглядывал на доску и мурлыкал древнюю боевую песню. Мирная, спокойная картина! Песенка, правда, была жутковатой:
Вот вернулось наше войско,
Разорило оно землю тех, кто на песке.
Вот вернулось наше войско,
Растоптало оно землю тех, кто на песке.
Вот вернулось наше войско,
Сокрушило оно твердыни ее.
Вот вернулось наше войско,
Срезало оно смоквы ее, виноград ее.
Вот вернулось наше войско,
Сожгло оно огнем поля ее.
Вот вернулось наше войско,
Перебило оно воинов ее тысячи тысяч.
Вот вернулось наше войско,
Принесло оно добычу и скот…
Тотнахт решил навестить сестру в Уасете и, если будет на то ее желание, привезти вместе с чадами и домочадцами в Пиом, на свадьбу их младшего родича.
Вот вернулось наше войско,
Сожгло оно огнем поля ее.
Вот вернулось наше войско,
Перебило оно воинов ее тысячи тысяч.
Вот вернулось наше войско,
Принесло оно добычу и скот…
Тотнахт решил навестить сестру в Уасете и, если будет на то ее желание, привезти вместе с чадами и домочадцами в Пиом, на свадьбу их младшего родича. Вид у Тотнахта был довольный, как у пантеры, что проглотила двух поросят: во-первых, он размялся в стране песков, а во-вторых, нашел жену для брата. И не какую-нибудь бесприданницу, а девушку со стадом коз, с бараном, десятком овец и четырьмя ослами! Как тут не радоваться? Вот вернулось наше войско, принесло оно добычу и скот…