— Вполне возможно, мой господин.
— Ты позаботишься об этом, Рихмер!
— Позабочусь. Но если позволишь сказать…
— Позволю. Говори!
— Я отправлю гонца в Дом Радости, но без послания. Посланием будет сам гонец. Если уж он не убедит… — Рихмер развел куками.
Софра, склонив голову, всмотрелся в невыразительное лицо своей тени.
— Есть такой человек, чьи речи убедительны? Ты уверен? — После утвердительного знака верховный жрец пристукнул посохом. — Ну что ж, тогда подождем! Но недолго, Рихмер, недолго… думаю, три дня. Слишком много в Уасете воинов Инхапи, и игры старого шакала — да проклянет его Амон! — мне непонятны. Но ясно, что стоит поторопиться… Три дня, Рихмер, три дня! Вот твой срок!
Хранитель врат поклонился, сложив ладони перед грудью.
— Из-за Инхапи не тревожься, мой господин. В одном прав Хоремджет: Инхапи стар и глуп, и какую бы ни затеял игру, он непременно проиграет. Проиграет! Ведь я с тобой!
Величественно кивнув, Софра направился к выходу. Леопардовая шкура колыхалась на плечах верховного жреца, будто живой зверь и в самом деле вскочил ему на спину, стиснув шею когтистыми лапами.
Оставшись в одиночестве, Рихмер, опустив голову, некоторое время мерял шагами площадку между колонн, то скрываясь в их тенях, то вновь появляясь в потоке света. Семен многое бы отдал, чтобы узнать, о чем думает хранитель врат, но разглядеть отчетливо его физиономию не удавалось, а попавшее в поле зрения было абсолютно непроницаемым. Точь-в-точь как у сфинкса с бараньим ликом.
Наконец, не поднимая головы, Рихмер произнес:
— Ты здесь, ваятель? Подойди сюда.
Семен приблизился, неслышно ступая по каменным плитам. Их ровные квадраты обрамляли овал напольной мозаики, выложенной под центральным нефом и потому ярко освещенной, игравшей многоцветьем красок в падавших из окон солнечных лучах. То была карта; вдоль длинной оси овала змеился синий Нил в зеленых берегах, и в этой зелени виднелись крохотные пальмы, рощи олив, луга и поля, сменявшиеся кое-где белым, розовым и серым — башнями, храмами и домами, изображавшими города. В дальнем конце синий поток разветвлялся на семь рукавов, соединяясь с изумрудным морским пространством, в котором плыли корабли, а с обеих сторон, за границами вытянутого сине-зеленого ковра, лежали желтые и коричневые пустыни с яркими пятнами оазисов. Там, где стоял Семен, Нил изгибался к западу широким лезвием секиры, а берега были покрыты рисунками трав, песчаных холмов и редких деревьев, среди которых бродили слоны и львы, антилопы, носороги и другая живность.
Саванна, понял он, третий порог… Место его непостижимого приземления в этом мире.
— Ты все расслышал, ваятель? — произнес Рихмер, буравя Семена маленькими запавшими глазками. — Все расслышал и, надеюсь, все понял?
— Я догадлив, — отозвался Семен и, словно желая подчеркнуть, что знаков почтения от него не дождешься, скрестил руки на груди. — Я догадлив, Рихмер, и расслышал все, за исключением маленькой подробности. Ты понимаешь, какой?
Хранитель врат пожевал сухими губами.
— Да, мне говорили о цене… Кажется, сотня дебенов золота? Огромное богатство! Равное дому с садом и водоемом, с полями, стадами коров и овец, с запряжкой быков и виноградником… Не всякая усадьба столько стоит!
— А твоя? Та, что за Южным Оном? В которой живут твои женщины и дочь? — Семен наклонился и заглянул в тусклые глазки хранителя врат, успев заметить в них проблеск тревоги.
Щека у Рихмера дернулась.
— Откуда ты знаешь про мою усадьбу и мою дочь?
— Если ты слышал о сотне дебенов, то слышал и другое, не так ли? О том, что я провидец, прорицатель… Многое знаю и могу… Больше, чем ты, Ухо Амона! Но помощь моя стоит недешево!
Рихмер с шумом выдохнул воздух.
— Ладно, ты получишь свои дебены, ибо Софра, мой господин, щедрейший из щедрых. Получишь, но не сейчас! Сорок — после успеха дела, а остальное — попозже, когда я увижу, что ты человек полезный и верный. Прорицатель… хмм… — Он метнул на Семена косой взгляд. — Как знать! Возможно, ты пригодишься для других услуг.
Последняя фраза не допускала сомнений: Рихмер вербовал его в штат соглядатаев. В ином раскладе это было бы неплохо; хорошая возможность проникнуть в организацию изнутри и разглядеть, как она вертится. Но только — в ином раскладе, не за три дня! Нынешний не подходил для долгих игр в шпионов и разведчиков; время поторапливало, а логика напоминала, что есть лишь одно решение: взять вожжи на этой колеснице, перехватить их быстро и на самом высоком уровне.
Семен полагал, что сей маневр ему удастся. Его стратегическое преимущество, носившее характер философский, отчасти неопределенный и расплывчатый, в конкретной тактике сулило выигрыш. В Та-Кем — да и на всей Земле — он был единственным человеком, живущим в мире реальности, во Вселенной шарообразных планет, пылающих звезд, неисчислимых галактик, среди которых не находилось места ни богам, ни демонам. Жизнь остальных людей протекала как бы в другом измерении, где фантазии, рожденные наивным умом, принимались за действительность; их жизнью — особенно жизнью и смертью роме — правили боги. Это порождало суеверия, покорность божественной воле и, в конечном счете, страх. Страх перед неведомым был подсознательной реакцией, настолько острой, что посмертная жизнь заботила больше реальности, и самым зримым и бесспорным знаком этого страха были огромные усыпальницы-пирамиды.