— Не знаю, — честно признался Семен. — Не знаю, но спрошу у брата.
Он и в самом деле спросил — в тот же день, на берегу, во время вечерней трапезы, когда То-Мери принесла второй кувшин с вином. Право подавать питье и еду она отвоевала у Пуэмры в первый же день своего пребывания на корабле; слов, чтоб объясниться с ним, у нее не хватило, но выкрик: «Мой!» — и удар увесистым кулачком живо отогнали парня от кувшинов и подносов.
Как обычно, они ели втроем, пили кисловатое вино, закусывали сладкими финиками и любовались звездным небом, где призрачной серебряной ладьей светился полумесяц. Местность тут была холмистая, напоминавшая окрестности Шабахи; гряды курганов тянулись подобно застывшим морским волнам, и налетавший ветер шелестел в тростниках и кронах пальм. Ветер, как и опрокинутый на бок полумесяц, был непривычным для Семена; ветер над огромной рекой дул обязательно с севера, и потому суда шли вверх под парусом, а спускались по течению на веслах.
Узнав о заботах Мериры, Сенмут одобрительно кивнул.
— Верный человек, преданный и достойный награды… Рамери щедр и, думаю, мне не откажет. Как имя этой женщины? Абет?
— Кажется, так.
Как имя этой женщины? Абет?
— Кажется, так. — Семен усмехнулся и добавил: — По словам Мериры, она печет такие пироги, каких мне не доводилось пробовать в полях блаженных.
Инени отставил кружку с вином и насупился.
— Поля блаженных! Не знаю, какой награды достоен этот старый шакал Мерира, ибо язык у него слишком длинный! Я ведь велел ему не поминать, откуда явился Сенмен! Или моего слова недостаточно? Тогда, сын мой, — жрец повернулся к Сенмуту, — возьми тростниковую палку и дай своему слуге урок послушания. Ухо человека — на его спине!
Возмущенно фыркнув, Инени поднялся и отправился спать под корабельный навес. Сенмут, посмеиваясь, проводил его взглядом.
— Ухо человека — на его спине… Так он говорит всем своим ученикам, однако я не видел палки в его руках… Но сейчас Инени прав, и я скажу Мерире, чтобы придержал язык, если хочет получить жену. Я возьму ее в свой дом с охотой, ибо мои служанки молоды, и их болтовня не прибавит ума этой девочке. Тут нужна женщина почтенная, достойная… — Он поглядел на То-Мери и понизил голос: — Однако не стоит Мерире уподобляться моим прислужницам и болтать о запретном. Знаешь, брат, кое-какие истины страшней удара топора… Ты возвратился с полей Иалу, и для меня это истина, но для других — повод к сомнению и недоверию. А еще, к страху! Ведь ты обменял свою память на божественную мудрость, а мудрец способен ко многому… Так что лучше послушаем Инени и будем считать, что ты сбежал из кушитского плена.
— Инени рассказывал мне о Софре и Рихмере, — отозвался Семен. — Очень недоверчивые люди, и с большой властью… Как бы они не докопались до этой самой истины… Правда ли, что ухо Рихмера есть во всех краях Та-Кем и что он слышит каждый шорох?
Сенмут мрачно кивнул.
— Может, не столько шорохи, сколько слова… Слова от своих соглядатаев услышит непременно! И если сочтет их поношением богов или опасными слухами… — Пальцы Сенмута, сжимавшие чашу, дрогнули. — Лучше, брат, попасть в красные лапы Сетха, чем в подземелья к Рихмеру! Немало дней пройдет, пока ты снова переселишься в царство Осириса, и путь туда будет нелегким!
— Вот и я о том же, — согласился Семен. — И моя божественная мудрость подсказывает, что надо бы приобрести заступника. Мудрость, брат, хороший товар, а я действительно умею многое… Подумай, кому они пригодятся, мои умения и мудрость? Кто выше Софры и Рихмера и сможет меня защитить? Пер’о?
— Мен-хепер-ра, наш повелитель — жизнь, здоровье, сила! — очень юн, а к тому же, — голос Сенмута стал едва слышным, — к тому же, брат мой, его права на корону Обеих Земель очень сомнительны. Ты позабыл, но я скажу тебе… напомню, что род владык Та-Кем благословлен дочерьми и проклят в сыновьях… Амен-хотп, потомок великого Яхмоса, был чистой царской крови, но его великая супруга не принесла наследника, а только дочь. Она, сестра первого Джехутимесу по отцу, стала ему женой, ибо сам Джехутимесу был сыном Амен-хотпа от наложницы Сенисенеб и пожелал этим браком укрепиться на престоле. Она родила Джехутимесу сыновей и дочь, но сыновья умерли в младенчестве, а дочь жива… жива и прекрасна, как златогрудая Хатор! И в ней…
— Погоди, — Семен наклонился ближе к брату, так что их волосы соприкоснулись. — Эта девочка, дочь первого Тутмоса… то есть Джехутимесу… Хатшепсут?
— Ты вспомнил, вспомнил!.. — В голосе Сенмута слышался восторг.
. — В голосе Сенмута слышался восторг. — Но она уже не девочка… не юная девушка, какой была в тот год, когда ты исчез на юге… Она — великая владычица! Дочь царя, сестра царя и царская супруга! Ибо у ее отца, у первого Джехутимесу, все-таки был сын, и тоже от наложницы — второй Джехутимесу, взявший в жены Хатшепсут. Но сына она не принесла… сына принесла другая — Иси, чужеземка, купленная в стране Хару… и он, этот сын, Джехутимесу третий, надел корону Обеих Земель… мальчишка, в котором царской крови — капля, восьмая часть… любой писец способен это подсчитать…
Семен выпрямил спину, прервав его лихорадочный шепот. Он уже запутался в этой кровосмесительной истории, где фараоны женились на сводных сестрах в попытке улучшить царскую породу, но сыновей рождали от чужеземных наложниц. С этим стоило разобраться, но Сенмут, кажется, был лицом заинтересованным, а значит, необъективным и пристрастным. Расспросить Инени? Непременно! Завтра же, решил Семен и снова придвинулся к брату.