— До свиданья, мальчики! — Энгельгардт помахала рукой.- Если голодны — обед на кухне. Разберетесь.
Через минуту снаружи раздался рокот Стежневой «Нивы».
Мужчины расположились в гостиной.
— Маринка, свари кофе, пожалуйста,- попросил Стежень.- Кир, послушай, у меня появилась идея. Не подключить ли нам к делу какого-нибудь грамотного физика? Или химика? Пусть бы поиграл с нашим радиоактивным прахом.
— Физика, химика, социолога, историка, кого еще?
— Я серьезно,- заметил Стежень.
— А я — нет! — Игоев с удовольствием развалился в кресле, потянулся к бару, налил себе коньяку.
— Мариша! — крикнул он.- Если тебе не трудно, сделай мне ма-аленький бутербродик с сыром!
— Сейчас!
— Кир! Объяснись! — потребовал Стежень.- Почему — нет?
— Потому что ученый, брат мой колдун,- это ученый. И для ученого, если ты запамятовал, главное — новые знания. Этим он, ученый, печально отличается от мудреца. А наш шустрый черныш — это воплощенное знание. Сам же говорил: его останки — своеобразное хранилище сотен, а может быть, и тысяч слопанных Морри людей. Из оч-чень давних веков. Это для историка, к примеру. А как насчет физика? Или биолога? Или просто человека, которому хочется пожить подольше? Наша с тобой задача — сделать так, чтобы от Морри и следа не осталось. Ни духа, ни праха. Да ни у одного настоящего ученого рука не поднимется уничтожить такой кладезь знаний.
— Уничтожим мы сами,- возразил Глеб.- Но нам нужна информация.
Марина принесла поднос с кофе и с полдюжины бутербродов на тарелке. Поставила на столик, пристроилась на подлокотник рядом со Стежнем.
— Спасибо, Мариша.- Игоев взял бутерброд.- Ты, Глеб, не заметил одной славной закономерности: никто из тех, кто, как мы выражаемся, иммунен к Морри, не имеет заветной материальной цели. Ни ты, ни я, ни Андрей с Владимиром не стремимся жить вечно или, например, стать президентами или заработать миллион долларов.
— Миллион долларов я мог бы заработать года за полтора,- фыркнул Стежень.- Это ты мельчишь!
— Не о том речь. Сдается мне, когда Морри выходит на контакт с человеком, он может просто его сожрать, а может аккуратно скушать. Но в последнем случае ему нужно добровольное согласие закуски. А соглашается глупая закуска в том случае, если ей предлагают взамен нечто привлекательное. Например, миллион долларов. Как бы на халяву. Тебя это не проймет, и меня тоже. Но мы ведь помним, как Сермаль с долларами фокусы показывал. И тогда ведь это нас цепляло!
— Бес,- сказал Стежень,- искушает тем, что сладко. Чему ты удивляешься?
— Я не удивляюсь. Я пытаюсь тебе объяснить, почему в нашей команде не должно быть случайных людей. Каждый не иммунный к Морри человек — потенциальный его союзник.
— Ладно, убедил,- проворчал Стежень.- Чего ты от Ленки хотел?
— Любви,- сказал Игоев и засмеялся.
Фрупов с Ласковиным приехали поздно вечером. У обоих, как выяснилось, были дела, которые невозможно отложить. К счастью, завтра суббота и, следовательно, пара дней отдыха у большинства населения. Что ж, пока народ отдыхает, стража бодрствует. Тем не менее на ночь глядя охоту затевать не стали. Утро вечера мудреней.
Глава десятая
Глеб Стежень
— Из всех учеников Сермаль таскал в лес только меня. Причем с весны до осени — без ничего. Нож да фляжка с водой. Спали на лапнике. В холодную или дождливую пору — еще и шалашик сверху. Из того же лапника. Да не просто резать ветки, а у дерева попросить. Оно даст. А не даст — к другому иди. Никакого огня. Огонь — только зимой. Зимой лес спит. Ели, что находилось. Рыбу сырую (Сермаль ловил ее руками и меня научил), желуди, ягоды (в пору), мед. Но меда в лесах было мало, и Сермаль жалел пчел: возьмет чуть-чуть — и ладно. Пчелы его не кусали. И комары тоже.
В лесу Сермаль говорил мало. Иной раз десяток слов в день — и все. Учил не словом, а пониманием.
Лесок почти не изменился, разве что лиственные деревца совсем облетели, а зелень хвойных стала более сочной. Или это только казалось? Ласковин и Фрупов двигались в лесу на удивление хорошо. За спиной почти не слышно. А Фрупова совсем не слышно. Только дыхание. Охотник?
Сосенка с отметкой дедова топора затянула ранку. Морри поблизости не было. Но Стежень чувствовал его очень хорошо. Через Лес. К сожалению, Глеб нисколько не сомневался: Морри точно так же чувствует и их самих. Он чуть притормозил, оглянулся. Фрупов, шедший следом, посмотрел вопросительно, тяжелое помповое ружье висело у него на плече стволом вниз, поперек ватника — патронташ, на поясе — нож. Глеб кивком головы указал направление, и маленький отряд проследовал мимо. За Фруповым — Ласковин. Без ружья. Но карман куртки оттопырен пистолетом. Последним — Кирилл. Вообще без оружия. Однако Стежень не сомневался: тварь к нему даже не сунется. Поэтому Игоев и шел замыкающим, хотя единственный из них — без боевой подготовки.
Глеб положил ладони на ближайший сосновый ствол, ощутил биение жизни под липкой корой, потянулся мысленно вверх, к кроне, «взмыл» над сырой землей. Ощутил чистую радость слияния с миром. Как всегда. Но не позволил радости овладеть им. Глеб искал. Он сознательно открылся и ждал, ждал…