— Это его проблемы,- отметил Стежень.- Зимородинский его такому наверняка не учил. Поскольку сам из таких парней.
— Возможно. Но наш герой не ограничивается подвигами Персея, а опять влезает в мясорубку. И опять с «тобольцами». В результате их лидер, господин Гришавин, в золотом гробу отправляется в лучший мир, а господин Ласковин чуть-чуть не становится его наследником. И это чуть-чуть — пожалуй, редкий случай, когда Андрей Александрович отказывается Иванушкой плясать под чужую дудку.
И это чуть-чуть — пожалуй, редкий случай, когда Андрей Александрович отказывается Иванушкой плясать под чужую дудку. И остается на вторых, хотя и немалых, ролях.
— А чем хуже первые? — спросил Стежень.
— А тем, что наш герой при всей своей везучести в вопросе разбирается слабо и единственная роль, которая ему подходит в этой игре,- это роль ширмы с красиво начерченной мишенью. А желающих пострелять по ней, особенно в процессе нынешнего перераспределения имущества, более чем достаточно.
— О’кей,- согласился Стежень.- А теперь ответь мне на один простой вопрос: нам-то зачем нужен этот берсерк?
— Нужен,- сказал Игоев.- Во-первых, потому что он не берсерк. А во-вторых, потому что он действительно силен. Я чувствую: он не по зубам нашему чудовищу.
— А мы?
— Мы? Я, Глеб, верю своей интуиции, но не гнушаюсь и доводами разума. Только что я сделал прогноз. На машине. А параллельно, по моей просьбе, Алена раскинула свои картинки…
— И что?
— Плохо. Мы, брат, проигрываем вчистую.
— Но я всегда могу…
— Можешь, но… — Игоев покачал головой.- Боюсь, что он просто не примет вызов.
Глава вторая
— Познакомьтесь, это Андрей Александрович Ласковин,- пробасил Игоев.- А это, Андрей, мои друзья: Глеб Игоревич Стежень…
Ласковин, улыбаясь, протянул руку.
— Мы знакомы,- сказал он.
— Дмитрий Степанович Грошний…
Улыбка, рукопожатие.
— Елена Генриховна Энгельгардт…
Елена одарила Ласковина ослепительной улыбкой, а вот у Андрея Александровича улыбка сползла с лица.
Стежень увидел, как запульсировал зеленым огнем кулон-череп и тотчас, словно красный капюшон, поднялся над головой Ласковина. Глеб тут же оказался между ними. Миг: Стежень с Ласковиным, два бойца, оценили, прощупали друг друга и…
— Андрей! — успокоительно пророкотал Игоев.
…И Ласковин отступил.
— В хорошую компанию вы меня заманили, Кирилл,- буркнул он.
— Вы можете уйти, Андрей…
Ласковин нахмурился, еще раз оглядел присутствующих, всех по очереди… и вдруг усмехнулся.
— Не могу,- возразил он.- Это уже моя разборка. А вы все равно будете путаться у меня под ногами.
— Еще неизвестно, кто у кого будет путаться… — промурлыкала Елена.
Ее забавляло, что невысокий Андрей Александрович пытается смотреть сверху вниз на ее друзей, хотя даже Стежень (о других и говорить нечего) на полголовы выше Ласковина.
— Аленка! — укоризненно произнес Игоев.
Стежень видел, как господин Ласковин, он же Спортсмен, прокачивает ситуацию. Наблюдать за ним — одно удовольствие. Каждая эмоция тут же отражалась на физиономии. Что же до всего остального…
— Я согласен,- после минутного раздумья произнес Андрей Александрович.
— А он — лапочка! — сказала Елена Стежню.
— Не надо меня провоцировать,- сухо уронил Ласковин.- Может выйти больно.
Но Стежень уже видел: ученик Зимородинского не сделает Ленке ничего дурного.
Но Стежень уже видел: ученик Зимородинского не сделает Ленке ничего дурного. Хотя — может. Что-то такое у парня было наверчено в прошлом. Или — джентльмен?
Поддавшись совершенно мальчишескому позыву, Глеб взмахнул рукой и «метнул» невидимый камень в солнечное сплетение Ласковина.
Ф-ф-ф… Камень «рассыпался», не долетев до цели.
Андрей Александрович удивленно поглядел на Стежня. Глеб усмехнулся. Ласковин ответил коротким кивком.
— Кирилл,- обратился он к хозяину.- У меня в машине ждет человек. Я хотел бы, чтобы вы его выслушали.
— Добро,- кивнул Игоев.- Сейчас его пригласят.
Владимир Константинович Фрупов сразу почуял недоброе. Все вроде бы было на месте. И кадет-дежурный, козырнув, поприветствовал по форме, и народ по кабинетам, слышно, работал. И все-таки…
Если бы он, Фрупов, не умел чуять нехорошее, давно гнил бы в могиле. Если удосужились бы похоронить. Он, Фрупов, битый волчара. Он помнил, что, если травка зеленеет и солнышко блестит, еще не факт, что в зеленой травке на знакомой тропинке за знакомым бугорком не выцеливает его, Фрупова, тихий, как украинская ночь, снайперок.
Тут, конечно, не было травки и тропки. И коридором этим Владимир Константинович хаживал не первый год… Ах ты!..
В конце коридора, аккурат перед фруповским кабинетом, стоял Кимыч. А с Кимычем — незнакомый мужик спортивного телосложения. И, как видно опытному глазу, главный в этой парочке был как раз не Кимыч.
Всех деятелей партии «Национальное движение» Владимир Константинович знал в лицо. И толстосумов, и болтунов, и прочих. И знал: как бы кто из этих прочих ни пушил хвост, а место свое знал. И полновластным хозяином в «исполнительном отделе» никто из них себя не чувствовал. Тем более с Кимычем, в котором гонору — на троих хватит.
— Володя! — слишком оживленно гаркнул Кимыч.- Давай, знакомься, генерал Ликанов!