— Не убью,- обещал Дедко.- Коли сам не помрет.
И пошел. Малец упирался, босые ноги елозили по мокрой траве, а колдун словно и не замечал. Шел себе и шел.
— Ну тады ладно! — крикнул вслед батька и воротился во двор.
Малец перестал сопротивляться, смирился и полушагом-полубегом потрусил рядом. Только раз, перед поворотом, оглянулся…
Шли долго. Весь оставшийся день и еще полночи. Малец совсем уморился. Но понял: идти по чащобе с колдуном — хорошо. Не страшно. И кормил его Дедко тоже хорошо. Лепехами, настоящим копченым мясом, даже бражки глотнуть дал.
До избенки добрались за полночь. До этой самой, где и поныне жил Бурый. А косая она была уже тогда. А внутри и тогда было пусто, черно и страшно. Страшней, чем в лесу.
Колдун толкнул его на лавку, затворил дверь.
До этой самой, где и поныне жил Бурый. А косая она была уже тогда. А внутри и тогда было пусто, черно и страшно. Страшней, чем в лесу.
Колдун толкнул его на лавку, затворил дверь.
— Знаешь, кто я?
— Ведьмак,- пробормотал Малец.
Дедко хохотнул:
— Почем знаешь?
— А глаза, чай, есть! — От его смеха мальчик слегка приободрился.
— Вижу, что есть… Покудова.
Малец набычась поглядел на него. Не испугался. Кто ж купленного раба портить станет.
— Так-так-так,- бормотал Дедко, высекая огонь.
Ишь ты, сам творит, не боится богов! Дома-то у Мальца огонь — летошний. Настоящий. А угаснет по нерасторопности — у своих возьмут. Такой же.
— Запалим печурку,- ворчал-напевал колдун.- Запалим печурку, спроворим зельицо…
Он сидел на корточках к Мальцу спиной, и тот, решившись, встал и потихоньку двинулся к двери. Уж в лесу он как-нибудь. Серый, чур его, не съест, а от нечисти у Мальца знак тайный есть. Братья старшие показывали…
— Сел назад! — хлестнул окрик.- Резов! Сел, сказано! Я тя и спиной вижу!
Малец вернулся на лавку.
— И запомни,- продолжал Дедко.- Вдругорядь говорить не стану: в рака обращу да в кипяток брошу. И съем.
— Ты ж батьке обещал не убивать… — напомнил Малец.
— А что мне твой батька? — усмехнулся колдун.- Я и батьку твоего могу — в рака. Сам же сказал: ведьмак! — И, вставши, снял со стены ремень.
— Драть будешь? — испуганно спросил мальчик.
— Драть? Хм-м… То батька с мамкой тебя драли. А я, ежели забалуешь, ножик возьму да таких вот ремешков со спины твоей нарежу. Токо ты не забалуешь. Без глаз-то…
— Чё? — скорее удивился, чем устрашился Малец.
И тут колдун ловко опрокинул его на лавку, придавил коленом и прикрутил ремнем. Да крепко, и не ворохнуться. Даже лоб перехватил.
Привязал, взял нож и сунул в огонь.
Скосив глаза. Малец видел, как постепенно наливается красным искривленное острие.
— Ты что ж, впрямь очи мне выткнешь? — в панике закричал он.
— Угу.- Колдун глядел на нож.
Решив, что накалилось достаточно, вынул лезвие из огня, подошел к мальчику.
— Ой, дедушка! Ой, не надо!!! — истошно завопил Малец.
— Не надо, баишь? — Раскаленный кончик ножа, источая жар, застыл у переносицы.
Мальчик перестал рваться, замер, глядя на красное жало скошенными глазами.
— Молодец! — неожиданно одобрил колдун. И отодвинул нож от лица.- Коли не заплачешь — резать не буду. А все ж очи твои надобно перетопить. Больно ярки, сини. Мне таки не надобны.- Помолчал. Затем продолжил: — Больно тебе будет. А ежели закричишь или заплачешь — быть тебе слепу. Разумеешь?
Мальчик не отвечал.
— Ну?
Малец моргнул, не в силах слова вымолвить. Белый стал, как снятое молоко.
Ведьмак бросил нож на стол и вышел. Вернулся с горшочком.
— Не кричать! — напомнил еще раз.
— Не то — без очей!
И, зачерпнув вязкого грязно-красного месива, с размаху плюхнул на глаза Мальца.
Мальчик успел зажмуриться, но все равно жгучая боль достала. Содрогаясь, он вцепился в края лавки. Он помнил: кричать нельзя. А боль была такая, что никак не сдюжить. Заполнила всю голову. Показалось, глаза расплавились и вытекли на щеки. Что эта жижа и есть его глаза…
Но Малец не кричал. Прокусив губу, сжавшись, выдавливал из себя вопль, выпускал его чрез зубы, обращая в тихий жуткий вой…
Сколь длилось. Малец не помнил. Долго. Он то проваливался куда-то, то выныривал, приходил в себя. Иногда старик вливал немного воды в рот и напоминал: нельзя кричать. Да он бы уже и не закричал. Боль притупилась. Больше пугала мысль: глаза все-таки вытекли от жара и он ничего больше не увидит, кроме этой красноты.
Глаза не вытекли.
Колдун умыл его водой, что тоже было ужасно больно. Потом взял его руку, положил на лицо:
— Потрогай.
Малец потрогал и убедился с облегчением: глаза на месте. И веки на месте. Только трогать больно. И не видно ничего, только красное.
— Молодец! — одобрил ведьмак.- Не кричал. Вот и глаза сохранил.
— А видеть? — набравшись смелости, спросил Малец.
— То подождем,- раздался будто издаля голос колдуна.- Может — да, может — нет. От тебя зависит.
«Как же от меня?..» — хотел спросил Малец, но вдруг уснул.
Зрение вернулось. Только глаза уж не были прозрачно-синими. Потемнели.
Видение померкло. Ведун сидел потупясь. Теперь-то он знал, на что пытал его Дедко. Первое еще не самое тяжкое. Были и иные. Пострашней.
Глеб Стежень
За Шведовым пришла машина: отвезти в город. Ленка напросилась в попутчицы. Глядеть на эту парочку было забавно. Наш коммерсант буквально горло собственной песне оттоптал. И хочется, и колется…