Ведун, к удивлению Мальца, не осерчал на окрик, а молча припал к кружке.
— Пей, малый! — Старуха потрепала отрока по голове, одарила улыбкой. Зубы у ней оказались вовсе не старушечьи — ровные, белые, как молоко. Так и взблеснули.- Пей веселей! — и заковыляла прочь.
— Чой-то она хромает? — поинтересовался Малец.
— Чой-то ты разговорился! — шикнул Дедко.- Сказано: пей да помалкивай!
Хозяйка возвернулась не скоро. Дедко успел осушить две кружки да принялся за третью. Отрок налить себе не решался, так сидел, блаженствуя от внутреннего тепла. Голод от меда притупился, потянуло в сон.
Неровный скок ведьмы вывел его из дремоты.
— Пойдем, мастак! — Хозяйка дернула его за рукав.- И ты, старый, пойдем! Пособишь.
— Эт не мое дело! — отмахнулся Дедко, тоже порядком разомлевший.
— Твое ль не твое, а одной мне не управиться! — сварливо заявила ведьма. Разок пособишь — и гуляй.
Дедко, недовольно ворча, поднялся, скинул полушубок, потащился следом.
Банька, не в пример всему дому, оказалась невелика — поперек шагов двадцать.
— Сюда сядь! — приказала старуха Дедке, поставив сальную свечку на полку повыше.- А ты, мастак, скидай одежку, счас я вернусь.
В баньке тоже была печь, но маленькая, с каменьями для пару и здоровенным, вделанным прямо в печь котлом под крышкой. Малец проворно разделся — в баньке жарко. Дедко на него не глядел, делал вид: что будет, его не касаемо. Малец прошелся по мокрому деревянному полу, заглянул в кадушку, потрогал холодную водицу. У двери на стене висели дубовые венички.
Воротилась хозяйка, принесла два ушата. Вместо прежней одежды на ней теперь был кожаный длинный передник на голое тело. Порченая нога — в деревянных лубках, здоровая — голая. Руки у ведьмы оказались мускулисты, словно у мужика. Капли пота прочертили полоски на грязном лице.
Подковыляв в котлу, хозяйка голой рукой скинула горячую крышку. Вверх прянул пар.
Подхромав к Мальцу, ведьма оглядела его пристально, как ощупала. Отрок незнамо от чего смутился.
— От и добро, мастак,- скрипучим голосом выцедила ведьма.- В саму пору тебя привели.- И Дедке: — Давай, старый, пособляй. Не забыл, как надо?
— Што забывать-то… — проворчал ведьмак, поднимаясь и берясь за один из ушатов.
— Ты стань тут,- велела хозяйка Мальцу.- Да стой смирно!
Черпаком она вмиг накидала во второй ушат. От воды в нем густо поднимался пар. Малец про всякий случай отодвинулся, не ошпариться бы ненароком.
— Смирно стой, сказано! — крикнула ведьма.
И вдруг с невероятной быстротой подхватила ушат и опрокинула кипяток прямо на голову Мальца.
И прежде чем отрок успел сообразить, что произошло, прежде чем он успел даже вскрикнуть, с другой стороны на него обрушился поток ледяной воды. Малец застыл ни жив ни мертв. Даже язык у него отнялся.
— От молодец добрый,- похвалила ведьма.- Ну, старый, иди теперь, боле не надобен!
Малец опасливо ощупывался. Потрогал лицо: больно, но кожа не сошла, как год тому, когда ногу обварил.
Теплая вода струилась по смоленому полу, с ворчанием уходила в круглую дыру.
— Ай не боись! — закричала ведьма.- Цел-целехо-нек!
Она ухватила Мальца за щеки, приблизила лицо в грязных потеках. Глаза у ней стали шалые.
— Вон в прежние времена,- страшным шепотом прошипела ведьма,- таких, как ты, само в котел сажали.
— И что? — с дрожью в голосе спросил отрок.
— А по-всякому! — Ведьма захихикала.- Кто сварился, а кто вот, как я,- три века живет не тужит!
— Три века! — ахнул Малец.- Врешь!
— От за таки слова надо б тебя точно в котел! Да сваривши — и съесть! Ам! — Ведьма клацнула крепкими зубами.- Да уж больно грязен — варить. Сперва отмыть требуется! — и захохотала.
— А сама-то… — пробормотал Малец, подумав: шутит.
— Ах ты цуцик! — оскалилась ведьма.- Думаешь, я мясца человечьего не едала? Да получше твоего! — Она больно дернула Мальца за причинное место.- Слушай меня, а сам нишкни! Еще рот откроешь, скажу старому, что сбежал, а сама тебя в дубову клетку посажу, откормлю, да и съем!
Малец от ее грозного голоса еще сильней задрожал да попятился.
— Ну-ко, сядь! — Хозяйка толкнула его на лавку. Подкинула полешко в печь, достала длинные ножницы.
Малец шарахнулся, но ведьма сцапала его за власы:
— Сидеть, малый!
Забормотала невнятно, отхватила прядь да бросила в огонь. Вторую — прямо на пол и притоптала ногой. Третью — снова в огонь.
Так, приплясывая да приговаривая непонятные слова, она быстро щелкала ножницами, пока не обстригла Мальцеву порядком отросшую шевелюру. А уж тогда принялась за ногти. Покончив и с этим, разложила отрока на лавке, окатила водой, на этот раз просто горячей, и принялась охаживать в два веничка. В последнюю очередь вымыла ему стриженую голову, окатила холодной водой да, завернув в льняное полотнище, выставила из баньки вон.
Сидя в темноте на лавке за дверью, Малец слушал, как ведьма напевает, стучит и фыркает под водной плеск. Хлесткие удары сменялись бормотанием и топотом. Или повизгиванием вовсе уж нечеловеческим.
Прискучив ждать, Малец вслепую пошарил вокруг, нашел кувшин с теплым травяным чаем и выхлебал весь, пока ведьма куролесила в баньке.
Распахнулась дверь, и в облаке пара и розового света явилась замотанная в лен ведьма. Сразу сунулась к кувшину и, обнаружив, что пуст, недовольно заворчала. Однако ж нашелся еще один кувшин, а под столом — корзинка, полная всякой снеди. Но разглядеть еду Малец не успел. Ведьма цыкнула, и свеча, дотоле горевшая в баньке, погасла. Отрок забеспокоился, привстал, но хозяйка нажала ему на плечо: