Преподобного отца и доктора сопровождала троица парней самого что ни на есть деревенского вида. Одежда небогатая, но чистая, принятые в сельской местности расшитые по вороту рубахи, темные брюки, заправленные в сапоги, поношенные тирольские шапочки, небритые продувные рожи… Двое — пронзительно-рыжий и беловолосый — держатся уверенно, со значительностью знающих себе цену сыновей крепко стоящих на ногах арендаторов или мелких землевладельцев. Третий, темноволосый и кареглазый, если присмотреться, имеет очень огорченный и расстроенный вид, хотя нам ли спрашивать, что за горести у человека? Наша задача — обслужить гостей и получить за услуги положенную оплату.
— Мы с визитом к его преосвященству епископу, — втолковывал хозяину гостиницы доктор, неосторожно (по мнению Тимоти) назвавшийся Карлом Шпилером. — Из Бюлерталя, слышали?
Что-то такое хозяин слышал.
— Из Бюлерталя, слышали?
Что-то такое хозяин слышал. Дыра дырой, на востоке, за Рейном. И что угодно господам?
— Комнату для меня и преподобного отца, — доктор кивнул на упорно молчащего патера. Шпилер, как и было условлено, говорил за всех, чтобы не выдавать выраженного акцента милорда и остальных. — Заодно разместить наших сопровождающих и багаж. Там большой ящик, с собранными к пасхальным торжествам подарками его преосвященству и святой нашей матери-Церкви… Лошади и фургон…
— Раненько же вы к Пасхе готовитесь, — безразлично проворчал восседавший за пыльной стойкой владелец «Бальмунга». — Хорошо. Комнаты найдутся. За все — пять человек, место в конюшне и сено, фургон, багаж — четыре марки пятьдесят пфеннигов в день. За еду плата отдельная. Собираетесь жить до празднества Воскрешения Христова — расчет немедленный, вперед.
Пасхальные праздники в 1912 году приходились на 17 апреля. Святой отец, немедля подошедший к стойке, в точности отсчитал семьдесят семь марок, причем треть золотом, остальное сине-серыми «бисмарковскими» ассигнациями. Видать, богатый приход у святого отца.
Все остались довольны. Хозяин тем, что получил такую значительную сумму без возражений, гости — устройством на постой и отсутствием любых подозрений со стороны окружающих. Гостиница, конечно, не для миллионеров, но сейчас, главное, не удобства, а, пользуясь лексиконом приснопамятных вормсских социалистов, конспирация. Ради таковой конспирации Тимоти подписался под записью в журнале гостей крестиком — неграмотный.
Драгоценный багаж был оставлен в фургоне, занявшем место на заднем дворе, лошадок препроводили на конюшню, а концессия в полном составе засела в комнате второго этажа гостиницы. Ойгена сгоняли в ближайшую лавку за вином, колбасой и хлебом.
Промежуточная цель — Страсбург — была достигнута без особых приключений. На въезде в город дорожная полиция на фургон и не посмотрела, городские шуцманы более озабочивались соблюдением уличного благочиния, чем бдительным надзором за неизвестными путниками, а среди разъезжающих по городу десятков экипажей, колясок и таких же фургонов маленький обоз концессии выделялся не более, чем воробей среди стаи. Пока дело шло удивительно гладко, давая повод надеяться, что крупные неприятности на время остались позади.
— Отсыпаемся, отъедаемся, решаем трудности с документами — в Страсбурге наверняка можно купить фальшивые! — и едем домой! — провозгласил неугомонный Тимоти. — Возражения?
— Сначала попробуем придать нашему… Да, нашему отъезду на запад видимость законности, — буркнул усталый Джералд. — Завтра утром… Нет, лучше прямо сегодня, я наведаюсь в консульство Британии.
— Почему именно сегодня? — переспросил доктор Шпилер. — Вы засыпаете на ходу! Следует непременно отдохнуть.
— Потому, что впереди ночь. И вокруг много людей. Не удивлюсь, если к рассвету гостиница превратится в замок графа Влада Цепеша — Дракулы, и на каждом углу будут валяться трупы… Не мне вам объяснять, что именно мы привезли в город. Пожалуй, часика полтора я посплю, а затем все же пойду телеграфировать в Форейн-офис.
— Тогда я сижу и сторожу, — заявил Тимоти. — Мало ли… Ойген с Робером пускай отлеживаются. Другие приказы, милорд?
— Никаких, — зевнул Джералд, деликатно прикрыв рот кулаком. — Честное слово, я за последние дни совершенно одичал.
— Как и все мы. — печально улыбнулся доктор Шпилер, с лица которого не сходила болезненная чахоточная бледность. — Как и все мы… Итак, отдыхаем. Тим, иногда заглядывай во двор — могут появиться чересчур любопытные господа, намеренные узнать, что именно привезли в подарок господину епископу. Сокровища остались без охраны, и меня это беспокоит.
— Можно мне пойти вместе с господином Тимом? — попросил Ойген. — Я-то уж присмотрю…
— Не «можно». Нужно.
Глава седьмая
AUF WIEDERSEHEN, DEUTSCHLAND?
Германская империя, неподалеку от границы
1-е, ночь на 2 апреля 1912 года
— Милорд, вы очень богатый человек! Ваше состояние оценивается не менее чем в тринадцать миллионов фунтов, сиречь — без малого семьдесят миллионов североамериканских долларов, о франках я даже упоминать не стану… Вам не хватает? Вы голодаете? Вам негде жить?
— Сударь, дело не в деньгах! Если бы это касалось только денег и ничего другого, я бы с радостью уступил. Однако…