Вот такие дела… Когда Тимоти составил список необходимых покупок и позвал доктора, Хаген немедля увязался вслед за господином Шпилером, желая «посмотреть на нынешний бург». Оставалось надеяться, что эта парочка не привлечет внимания жителей патриархального Эттенхайма какими-нибудь странными выходками: нельзя не учитывать менталитета человека седой древности — Хаген оскорблялся даже когда на него косо смотрели.
Преобразившийся, чисто выбритый милорд покинул каюту в тот самый момент, когда очень бледный доктор и пронзительно-пунцовый Ойген шли по мосткам в направлении покачивающегося на волнах «Карла Великого».
— Кажется, я знаю, что произошло, — обратился Джералд к расстроенному Шпилеру. — Наш общий друг изволил превратиться в самого себя на глазах восторженной публики? Панику большую подняли?
— Будь проклят тот день и час, когда я с вами связался, милорд, — доктор в сердцах бросил принесенные из города свертки на палубу. — На здании магистрата красуется обширнейший розыскной лист с подробностями наших безумных злодейств. Почти полная аналогия статьи в «Обозревателе», только без портретов. Имена, как ни странно, доселе не упомянуты, зато дано на редкость доходчивое и многословное описание внешности всех троих подозреваемых. А этот молодой человек, — Шпилер грозно взглянул на австрийца, — насмерть перепугал владелицу магазина готового платья роскошным судорожным припадком и внезапным помолодением, увы, не прошедшим незаметно. Воображаю, какие слухи поползут по городишку… И, что характерно, данные слухи обязательно достигнут ушей тех, кого мы опасаемся. Новый и горячий след.
— …Ведущий в никуда, — безмятежно продолжил подошедший Тим. — Завтра-послезавтра мы будем радостно колесить по Франции в направлении Парижа, а там и до Америки недалеко. Думаю, ваш Приорат, будь он хоть Сионским, хоть Шанхайским или Бомбейским, в Техас не сунется — мигом рога поотшибают. Купили, что просил?
— Купили, — вздохнул доктор. — В магазинах на меня смотрели, как на идиота. А на рынке — как на идиота вдвойне. Распаковывай.
Пока Тимоти возился с новообретенными вещами, Джералд позвал Ойгена и решил весьма немаловажную проблему — следовало как-то отделаться от остававшегося на судне матроса, начавшего подозревать, что связался не с самыми благонадежными людьми. Полиция, бесследное исчезновение капитана Пфеффера, пулевые отметины на катере… Молчание Вольфа Лауба было куплено за тридцать марок и чек на предъявителя, в котором лорд Вулси прописал сумму в десять раз большую.
Полиция, бесследное исчезновение капитана Пфеффера, пулевые отметины на катере… Молчание Вольфа Лауба было куплено за тридцать марок и чек на предъявителя, в котором лорд Вулси прописал сумму в десять раз большую. Обналичить можно в Имперском банке, где счет «Рейнской глиноземной концессии» пока оставался открытым.
Ойген быстро растолковал приятелю, чтобы тот немедленно отправился на железнодорожную станцию и возвращался домой, а про неудачное плавание «Карла» забыл хотя бы на неделю. Если полиция Вормса начнет интересоваться — смело валить все грехи на вероломных иностранцев, осуществивших дерзновенный акт речного пиратства… Только сначала Вольф должен помочь перегрузить с корабля на повозку во-он тот ящичек. Идет?
Туземцы, как и было договорено, пригнали вполне приличный торговый фургон, крытый потемневшей от времени парусиной, получили соответствующую мзду и, пожелав счастливой дороги, отбыли, наивно полагая, что герр капитан со товарищи вернутся к своему поломанному судну не позднее ближайшего вечера. На всплывавшую вокруг «Карла Великого» брюхом вверх мелкую рыбу внимания обращено не было — всем известно, какие грязные эти пароходы! Только Джералд, зная откровенную нелюбовь животных к концессионному грузу, насторожился: уж не собирается ли нечистая сила вновь порезвиться и доставить компании серию очередных неприятностей? Ойген, как заметил милорд, вел себя спокойно и признаков беспокойства не проявлял. Значит, спящий в нем Хаген не чувствовал опасности… Прекрасно.
— Переодеваться! — распорядился Тимоти, когда клад Зигфрида, под натужные охи-вздохи едва не надорвавшихся концессионеров, перекочевал в повозку. Две меланхоличные сельские лошадки, стоявшие в упряжи, разом начали беспокойно прядать ушами и оглядываться. — Начинаем маскарад, господа… Джералд, ты самый умный — придумывай для нас убедительную историю, документов-то никаких.
— Историю? — удивился милорд. — Все зависит от того, как мы будем выглядеть.
— Как бродячий балаган!
* * *
На спокойной малолюдной улице, неподалеку от знаменитейшего Страсбургского кафедрального собора, рядом со скромной гостиничкой, носившей знаменательное название «Бальмунг» [13] стоял высокий, крытый грубой темно-серой парусиной, фургон, возле которого суетились хозяева. Возглавляли неприметную компанию двое — высокий католический священник в черной, с иголочки, сутане при белоснежном стоячем воротничке и широкополой круглой шляпе, а также молодой человек, внешностью напоминавший сельского доктора с небогатой практикой. В лацкане несколько истертого сюртука последнего, светился золотом и эмалью памятный знак Гейдельбергского университета, 1910 год выпуска.