— Какое проклятие?!! — в полный голос заорал взбешенный Тимоти, размахивая револьвером. — Никакое проклятие не может всадить в спину человека копейный наконечник! Ну, дерьмо собачье, тебе и за это ответить придется….
— Тим, уймись, — поднял голос милорд. — Я посмотрю сам. Итак, план прежний — поднимаем «Веселого Роджера», аббатство — на абордаж. А с преподобным отцом ничего до утра не произойдет, если он посидит в одиночестве. Тимоти, ты его крепко привязал?
— Обижаешь…
— Отлично. Идем пиратствовать. Монброна не будить, слишком нервный, еще не выдержит столь злодейского покушения на Святую мать Церковь. Добрых сновидений, отец Теодор.
Джералд вдруг запнулся на пороге, оглянулся, прошел к столику, взял в руки папку с манускриптами, тщательно застегнул на все замочки и обратился к аббату:
— По праву победителя, я могу взять виру. Полагаю, документы кюре Беранже Соньера принесут больше пользы в моих руках, нежели в ваших. И скажите спасибо за то, что остались живы в этой отвратительной переделке, спровоцированной отнюдь не мною. Честь имею, монсеньор.
Лорд Вулси плотно затворил дверь кабинета, запер, ключ положил в кармашек жилета, и отправился вниз. Своими глазами увидеть, что произошло с мистером Уолтером Роу.
Глава пятая
ОТСТУПЛЕНИЕ НА НЕПОДГОТОВЛЕННЫЕ ПОЗИЦИИ
Германская империя, город Вормс
29 марта 1912 года
— Мсье Монброна арестовали!
Сей тревожный возглас доктора Шпилера, два часа назад отбывшего вместе с Робером в полицейское управление Вормса, прервал весьма важный разговор. Тимоти и Джералд, обсуждавшие пути бегства с территории Германии, примолкнув, уставились на появившегося в дверях компаньона, а Ойген, простая душа, почесал в затылке и с глуповатым видом осведомился:
— За что?
— За умышленное убийство! Киссенбарт, чтоб его горячка скрутила, изволил «сделать надлежащие выводы»! Помните, позапрошлой ночью, когда тварь уничтожила буксир на реке? И труп, который ты, Тимоти, подтащил к берегу? Да, тело утонуло, но вот какая незадача: мертвеца зацепили рыбацкой сетью в пяти милях ниже по течению. Полицию, само собой, вызвали. На кого пало первое подозрение, сказать? Верно, на компанию подозрительных иностранцев, замешанных в аналогичном преступлении, третьего дня!
— Только этого нам сейчас не хватало… — побледнел лорд Вулси. — Полиция едет сюда? Боже, надо сейчас же убираться из гостиницы! Тим, Ойген, хватайте вещи!
— Успокойтесь, милорд, — Шпилер устало опустился на стул и оперся подбородком на набалдашник своей трости.
— Робер не такая размазня, как вы предполагаете. У него хватило ума потребовать французского консула и отказаться отвечать на вопросы до его прибытия. Мсье Монброн нас не выдаст, по крайней мере в ближайшие часы.
— Рассказывайте, доктор, — потребовал глава концессии. — Подробно!
Подробности оказались таковы: в десять утра, после прибытия господ авантюристов в город, мсье Робера де Монброна незамедлительно отправили в полицию — требовать, возмущаться, заявлять о нагло попранных правах и недостойном обращении с подданными сопредельных и дружественных Кайзеррейху держав. Чего-чего, а общаться с чиновниками Робер умел преотлично — сын банкира, сам некоторое время трудился на нелегком банковском поприще старшим клерком, а потом и директором филиала (любящая маменька, мадам Жюстин де Монброн, решила, что дитя выросло и имеет право принять живейшее участие в семейном деле).
Доктор, как подданный Его императорского величества Вильгельма II, а так же человек законопослушный и благонамеренный, отправился вместе с Робером — наблюдать и давать советы: в Германии особая специфика, чиновничьи порядки в Рейхе построже, чем в насквозь коррумпированной Третьей Республике. По пути заглянули в коммерческий банк, где Монброн снял со счета весьма кругленькую сумму в золотых марках. Предполагалось, что без уголовно наказуемого деяния, официально именуемого «получением имперским чиновником незаконного вознаграждения за услуги, напрямую связанные с отправлением указанным чиновником служебных обязанностей», а в просторечии — взяткой, не обойтись.
Привыкший к германскому орднунгу доктор Шпилер повздыхал, но смирился, благо за последнюю ночь компания совершила столько наказуемых деяний, что в общей сложности хватило бы на добрую дюжину виселиц и пару сотен лет каторги. (Монброн, мирно проспавший до самого утра, к счастью, об этом не ведал.)
Робер ворвался в пропахшее сургучом и сапогами присутственное место, как Наполеон в Москву, всем своим видом излучая благородное негодование. Застращал нижних полицейских чинов гневными речами и иностранным акцентом, громко потребовал начальника и тотчас был препровожден к обер-фольгену Киссенбарту. Где и был взят, как говорится, «до окончательного выяснения».
Доктор Шпилер (коего наблюдательный сыщик почему-то не узнал) прикинулся обыкновенным просителем, устроил засаду в коридоре управления, где тривиально подслушал всю драматическую беседу, имевшую место в кабинете господина обер-фольгена. Беседа, натурально, шла на повышенных тонах: Киссенбарт кричал, что во вверенном его попечению округе никогда не совершалось столь омерзительных злодейств, что все улики свидетельствуют, а четыре растерзанных маниакальным убийцей трупа — это перебор даже для столичного города, не то что для провинциального Вормса.