…И мгновенно получил сильнейший прямой удар кулаком в переносицу, да так, что перекувырнулся через низкую кровать и распластался на полу.
— Извольте быть обходительным, — размеренно сказал Ойген… или не Ойген? — На первый раз я прощу вам дерзость, но впредь спускать оскорбления не стану.
Тим, вытирая левой ладонью хлынувшую из носу кровь, вскочил, имея откровенно кровожадные намерения, но дорогу немедля преградил хладнокровный доктор Шпилер.
— Утихомирься, — жестко сказал немец. — Эта загадка пока не по нашему разуму. Сядь, а я приведу в чувство господина де Монброна.
Тим подышал злобно, однако послушался. Учуял, что дело пахнет жареным. Извлек из кармана висевшего на гвоздике пиджака носовой платок и принялся оттирать кровь с подбородка. Ойген преспокойно восседал рядом с койкой Робера и созерцал растерявшихся компаньонов.
Нашатырь, обнаружившийся в одном из саквояжей Шпилера, подействовал. Робер замотал головой, заругался по-французски, однако сел, непонимающе оглядел комнату, взглянул на Ойгена и неожиданно расплакался.
— Там… Опять это чудище! — всхлипывал он. — Монаха убили… А Хаген… Господи, как я хочу домой!..
— Тише-тише, успокойся, — Тимоти подсел к Роберу, потрепав его за плечо. — Кого убили? Какой Хаген? Да не хнычь ты, размазня! Доктор, дайте быстренько стакан воды!
— Ага, кажется, я начинаю догадываться, — проронил Шпилер, попутно наливая воду из стеклянного графина. Подал стаканчик Тиму и повернулся всем корпусом к русобородому: — Ты… Вы — Хаген из Тронье? Я прав?
— Так именуют меня при бургундском дворе, — несколько уклончиво ответил тот, кто именовал себя Хагеном. — К вашим услугам, сударь.
— Благодарю, — слегка поклонился доктор. — Я могу позволить себе задать несколько вопросов?
— Если они не заденут мою честь и данные клятвы.
— Прекрасно, прекрасно… Э… В каком году вы появились на свет?
— Это не тайна. В пятьсот пятьдесят четвертом по Пришествию Спасителя. Крещен в Арелате, [6] в церкви Святого Петра, преподобным отцом Иосифом Массилийским.
— Какой сейчас год?
— Не знаю. Прошло очень много времени, пока я охранял Его.
— Кого именно?
— Зачем вам знать о плохом?
— Ну хорошо… Надеюсь, вы не очень расстроитесь, узнав, что прошло тысячу триста лет?
— Я подозревал.
— Но ведь человек не может прожить тринадцать веков! Как у вас получилось?
— Душа бессмертна… А тело… Мне позволили взять нынешнее, до срока, пока проклятие не избудется.
— Кто позволил?
— Вам не нужно знать.
— Ладно, оставим. Скажите, а где тот молодой человек, Ойген Реннер? Вы — это он?
— Нет. Я — это я. Мальчишка сейчас во мне. — Хаген положил ладонь на грудь, словно указывая нынешнее местонахождение Ойгена. — Он пока спит.
— Да что он несет? — яростно воскликнул Тимоти. — Это же… Чума на мою голову!
— Замолчите, господин О'Донован, — небрежно бросил доктор, будто отмахиваясь от назойливой мухи. — И не встревайте, пока вас не попросят. Случай до невероятия интересный. Ничего подобного в мировой истории медицины доселе не отмечалось. Одно тело — две души… И это не вульгарное раздвоение личности, это действительно… Хаген? Хаген, что с вами?
Вернувшийся из глубочайшего омута времени человек захрипел, повалился набок, вскрикнул… Доктор, выматерившись так, что позавидовали бы самые запойные гамбургские докеры, отскочил и замер, наблюдая, как начало изменяться тело. Исчезала борода, она словно бы росла наоборот, внутрь подбородка; разглаживалась сеточка морщин вокруг глаз, кожа становилась гладкой и ровной, снова проступил белый шрам на скуле, в виде звездочки о трех лучах. Минуту спустя тело Ойгена Реннера вернулось к исходному состоянию — он не возвратил свои восемнадцать, но стал таким же, каким был недавним вечером. Сильный крепкий парень лет двадцати пяти. Все-таки влияние обитавшей в Ойгене души древнего героя изрядно сказывалось на внешнем облике. В сознание он так и не пришел, хотя Шпилер вновь употребил непременный нашатырь.
Монброн и Тимоти наблюдали за происходящим, затаив дыхание и не смея пошевелиться. Робер даже перестал всхлипывать.
— Кажется, мы попали в легенду, — наконец изрек доктор Шпилер и тяжко вздохнул.
— Не попали, а влипли. — уточнил прагматичный Тим. — И не в легенду, а в историю. Робер, утри сопли и рассказывай, что с тобой приключилось. Коротко и четко. Снова заревешь — врежу!
Монброн рассказал. Про светящийся шарик тумана, про жутковатую смерть послушника, про Хагена. Собственно, чего тут было рассказывать?
— Тимоти, давай-ка переложим нашего… э… Хагена на постель, — сказал доктор. — Уверен, утром он сам проснется. А засим прогуляемся во двор, проверим истинность повествования достопочтенного мсье Монброна.
— Не оставляйте меня одного! — со слезами на глазах взмолился Робер. — Честное слово, я боюсь! И вообще туда идти опасно! Вдруг Оно нападет на вас? Прекрасно, будет пара новых трупов без сердец! Идите!
— Ничего подобного, — с непонятной уверенностью сказал Шпилер, поправляя подушку под головой Ойгена. Тимоти с готовностью одевался. — Пожелай это… будем называть его «Нечто», расправиться с нами, оно давно бы это проделало. Имелась масса возможностей. На берегу, в аббатстве. Существо не нападает на нас, хотя, казалось бы, мы первейшие кандидаты на обретение проклятия Фафнира. Загадка, право. И мы этим воспользуемся. Поглядим на Нечто вблизи, если, конечно, оно не отправилось искать жертвы за стенами аббатства.