— Брат Карл, брат Ремигий, — аббат подзывает скромненько вставших в уголке монахов. — Один из вас немедленно идет в скрипторий. Сюда — перо, бумагу, все как положено. К утру я жду полную опись. Монеты, украшения, оружие. Если пропадет хоть одна вещица… Не мне вам говорить о последствиях, вы старые члены братства. Никого не впускать, запереться. Открывать только мне… или милорду.
— Да, отче.
— Мистер Роу, сэр Джералд, достаточно удовольствий на сегодняшний вечер, — отец Теодор говорит тоном непререкаемым. — Идемте наверх. Мистер Роу, я сожалею, но у меня с лордом Вулси еще предстоит очень серьезный деловой разговор.
— Я понимаю, — отрешенно ответил ученый, — сколько угодно. Пойду к себе и напьюсь до скотского состояния. Ради такого дела придется погрешить и в обители.
Роу отправился наверх последним, вскоре после аббата и пышущего радостью Джералда. Обернулся, глянул на золотой ореол, выругался почему-то, перехватил безразличный взгляд бородатого монаха, набросил на плечи клетчатый пиджак и вышел во двор. Затем свернул к жилому зданию. Краем глаза заметил, как в сторону колокольни спешит монашек из послушников — отбивать полночь.
* * *
— Куда подевался Ойген? — сетовал Робер, сидя полуодетым на постели. — Два часа гуляет!
Комнату им выделили на четверых — для самого Монброна, доктора Шпилера, Тимоти и герра Реннера.
— Два часа гуляет!
Комнату им выделили на четверых — для самого Монброна, доктора Шпилера, Тимоти и герра Реннера. В соседней должны были ночевать Вулси и мистер Роу, но тот и другой покуда не появлялись, занятые делами с его высокопреподобием.
— Невозможно так долго молиться! Раньше я не замечал за Ойгеном особой набожности. Тим, сколько на часах?
Тимоти недовольно зевнул, перевернулся на живот, покопался в сложенной на табурете одежде, извлек часы и полусонно ответил:
— Без десяти полночь. Спи. Никуда твой Ойген не денется. Сам знаешь, ворота в обители на ночь закрывают. Дай человеку всласть пообщаться с высшими сферами.
Он отвернулся, устроился на левом боку и почти сразу захрапел.
— Я пойду по своим делам, — деликатно сказал в пустоту Робер, — заодно гляну, где наш подопечный. Тимоти? Слышишь?
— Угу. Отвали, лягушатник.
— Американец… — с непонятной интонацией произнес Монброн, вздыхая и одеваясь — Как неудобно устроено — клозет на другом конце двора. Впрочем, здание древнее, никаких новшеств полтысячи лет, их можно понять.
Робер, постоянно опасаясь оступиться, спустился по лестнице со сводчатым потолком и невероятно крутыми ступеньками. Прошел через большую залу, которую почему-то окрестил «прихожей» и выбрался на воздух.
Чудная ночь. Звезды, месяц, никакого ветра. Довольно тепло для последних дней марта. Остается вспомнить, где же здесь расположены удобства, необходимые каждому цивилизованному человеку. Так, кажется, налево.
Когда гулкой волной разнесся первый удар полуночного колокола, Робер едва не поскользнулся — настолько это было неожиданно.
— Тьфу, сударь, вы отчаянный трус! — он отругал сам себя и довольно уверенным шагом направился к длинному каменному зданию, на которое вечером указал аббат. Двери скрипучие…
Колокол уже не гудел, а отчаянно ревел, давая понять, что ночь получила в мире свои полные права и не уступит их до рассвета.
Монброн вышел обратно, попутно застегивая непослушные пуговицы на брюках и размышляя о том, что завтра предстоит неприятная поездка в Вормс и общение с занудой Киссенбартом. Но ведь без паспортов не пересечешь границу Германии…
— Ой! Что вы делаете? Пустите!
Затем испуганный вскрик затих. Роберу плотно и сильно зажала рот чья-то железная ладонь.
— Тихо, сейчас не надобно шуметь, — коснулся уха знакомый шепот. — Сударь, это невероятно опасно.
«Ойген! — молнией сверкнуло в голове Монброна. — Что ему от меня нужно? Почему так грубо, в конце концов?!»
— Если вы, сударь, дадите свое благородное слово молчать и ничего не предпринимать, — продолжал шептать Ойген, накрепко захвативший Робера за шею сгибом локтя правой руки, — я вас тотчас отпущу. Кивните в знак вашего согласия.
Монброн судорожно кивнул. Попытался возмутиться, но его запястье сжали медвежьей хваткой. Добропорядочный сын любящей мамы покосился на стоявшего рядом человека.
Справа стоял Ойген. И опять не тот! Еще взрослее! Лет на десять или пятнадцать! Теперь Ойгену было не менее тридцати пяти! Бородка, морщины… Или обманывал неверный свет ущербной луны?
— Т-ты… Хаген? — озарило Монброна. Колени задрожали. — Хаген из Тронье?
— Ныне и навеки к вашим услугам, благороднейший сударь, — сквозь зубы процедило существо, одновременно являвшееся Ойгеном Реннером и древним героем.
— Хаген из Тронье?
— Ныне и навеки к вашим услугам, благороднейший сударь, — сквозь зубы процедило существо, одновременно являвшееся Ойгеном Реннером и древним героем. — Молчите. И глядите на колокольню… Вернее, на лестницу, ведущую к верхней площадке. Вот он!
Клубок золотистого тумана висел примерно на половине высоты и без того не особо длинной церковной колокольни. Мерцал, колебался, бесшумно плевался искорками и тонкими красноватыми молниями. Значит, таинственная напасть с берегов Рейна отправилась вслед за компанией лорда Вулси!