Нина глянула строптиво:
— Ты лучше постарайся, чтобы твой Патрикеич меня по заднице не гладил.
— Тьфу ты, — сказал Мазур, — Опять?
— Ну да. Не далее, как сегодня, я, как-никак, верная жена, мне неприятно, в конце концов…
— Будет ему втык, — сказал Мазур. — Молодой еще, ветер в голове. А поскольку нужен он мне, под асфальт не закатаешь… Я с ним точно поговорю… Но вот от вопроса алкоголя за рулем ты уж, будь добра, под этим предлогом не увиливай. Я серьезно говорил.
— Я понимаю, — сказала Нина. — Но что я могу поделать, если во мне чертики играют?
— Гнать надо чертиков… — проворчал Мазур.
— Я исправлюсь, честно…
Она стояла перед Мазуром в неуме-лом подражании стойке «смирно», с видом мнимого раскаяния, вся из себя очаровательная, стильная и благоухающая, и сердиться на нее совершенно не хотелось, а хотелось уволочь в спальню и что-нибудь этакое прилежно сотворить.
— Ладно, — проворчал он, потеряв суровость, — в общем, смотри у меня.
— Ладно, — проворчал он, потеряв суровость, — в общем, смотри у меня…
— Слушаюсь, адмирал! Будет непременно учтено, адмирал!
Нина чмокнула его в щеку и выпорхнула за дверь — есть сильные подозре-ния, так и не принявшая нравоучения всерьез.
— Другое поколение, мать вашу… — громко сообщил Мазур захлопнувшейся двери и развернулся, чтобы уйти.
Звонок мелодично замяукал.
— Забыла что-нибудь? — спросил Мазур, проворно приоткрывая дверь. — Тьфу ты… Какие люди, сколько зим! Прошу!
Он проворно посторонился, и Коля Триколенко, он же Морской Змей (для крайне ограниченного круга лиц, поголовно опутанного целой паутиной грозных подписок о неразглашении) прошел в прихожую. Сказал без выражения:
— Супругу твою на лестнице встретил, летела куда-то беззаботно. Очаровательное все же создание, везет тебе…
— А чего ж, — сказал Мазур с наигранной бесшабашностью. — Должно ж нам когда-нибудь и повезти наконец… Ну, что ты встал, как мина на тросе? Пошли-пошли, сейчас в темпе соорудим коньячок типа виски и все такое прочее…
Он пропустил гостя вперед, в кабинет, достал из бара бутылку, стопочки, сказал виновато:
— У меня тут пожрать ничего особенного, кроме конфет и еще какой-то безделицы, ну да мы ж с тобой африканскую самогонку сушеной бегемотиной заедали…
— Сушеной ящерицей, — без улыбки поправил Морской Змей. — Это если в Шикотале. А южнее экватора мы ее, помнится, вовсе без закуски понужали…
— Кто ж все упомнит, — пожал плечами Мазур, наполнив позолоченные стопочки. — Ну, вздрогнули?
— Вздрогнули, — угрюмым тоном отозвался Морской Змей, выпил, произведя рукой какое-то механическое движение.
Поставил стопочку и уперся взглядом куда-то в угол комнаты, без малейших попыток завязать беседу. Сидел в деревянной позе и молчал.
— Так-так-так, — сказал Мазур.
— Что — так-так-так? — отозвался Морской Змей вроде даже неприязненно.
— Излагай.
— Что излагать?
— Да ладно тебе, — сказал Мазур. — Сто лет друг друга знаем. Сразу видно, что на душе у тебя лежит каменюка и нешуточная. Так что излагай, что стряслось. Если в деньгах дело, так это никакая не проблема и даже не намек на проблему. Решим вмиг.
Морской Змей поднял голову и впервые уставился ему прямо в глаза:
— А что, неплохо у тебя с деньгами?
— Да так, — сказал Мазур, — не хреново.
— Зарплату повысили?
Мазур неопределенно дернул плечом.
— В казино банк сорвал?
— Да так, в общем… — сказал Мазур.
Воцарилось молчание, напряженное и неловкое. Нехорошее молчание, можно даже сказать неправильное, потому что между ними т а к о м у молчанию вроде и быть-то не полагалось…
Наконец Мазур сказал решительно:
— Ну, короче… Я ж тебя знаю. У тебя на душе что-то лежит, а на языке что-то вертится… Как говорили наши польские друзья, когда были еще друзьями, вали, как с моста…
— Ты чем занимаешься? — спросил Морской Змей, холодно глядя ему в глаза.
.. Как говорили наши польские друзья, когда были еще друзьями, вали, как с моста…
— Ты чем занимаешься? — спросил Морской Змей, холодно глядя ему в глаза.
— Коля, — сказал Мазур проникновенно, — ты уж извини, но я и тебе не могу сказать, чем занимаюсь. Ты, как-никак, отставник, а? Что, я тебе должен напоминать касаемо незыблемых правил?
— Не финти. Я не про службу.
— Ну, а вне службы — частная жизнь, само собой разумеется. Бытовуха…
— Ага. Это у тебя так называется?
— Что именно? — спросил Мазур с величайшим терпением.
— Да та банда, которую ты сколотил из подчиненных, и, как нынче модно выражаться, капусту рубишь… Врос, так сказать, в рыночную экономику. Не ожидал… От тебя-то никак не ожидал. Кирилл, ты что делаешь?
— Ах, вот оно как… — помолчав, сказал Мазур. — Снял бы перед тобой шляпу, мон шер Николя, но шляп я принципиально не ношу. Ай да отставничок. Я-то полагал, ты, как и положено, в домино стучишь на бульварах или пивком балуешься…
— Я же все-таки профессионал. Хотя и отставной. Умею работать с информацией.
— Мои поздравления, — сказал Ма-зур. — Вот только… Прости, но я некоторых вещей не позволю и старому другу высказывать. Ты, Коленька, гонишь убогие штампы из арсенала зюгановцев или ушибленных рынком интеллигентов: банда, капуста… То ли тебе твои информаторы что-то неверно передали, то ли ты интерпретируешь реальность совершенно неправильно.