— Вот, держите, — сказала Олеся, подавая ему холодный цилиндрик размером с баллончик для заправки зажигалок. — Для достижения задуманного эффекта достаточно, меня заверяли, и половины, но вы все же постарайтесь выпустить все. Каши маслом не испортишь.
— Теперь я задам дурацкий вопрос, — сказал Мазур. — Вы мне правду говорите? Тут, часом, не яд?
Она усмехнулась — глаза уже привыкли к полумраку, и Мазур прекрасно различил в этой усмешке и превосходство, и легкое раздражение, — решительно отобрала у него баллончик, сняла колпачок и пшикнула, выпустив себе в лицо невесомое облачко почти без запаха.
Возвращая баллон, только и спросила:
— Убедительно?
— Убедительно, — сказал Мазур.
— Значит, вы мне все же не доверяете?
Мазур осторожно сказал, подбирая слова:
— Тысячу раз простите, но я оказался в насквозь непривычной среде, в ином измерении.
..
— А если бы у вас был баллончик с ядом? О чем вы бы знали заранее?
Мазур пожал плечами:
— Ну, это избитая истина: я, как-никак, на службе, а тот черт в замке мне ни сват, ни брат и даже не соотечественник. Знаете, иногда личное кладбище еще не делает человека зверем. Он попросту на очень многое смотрит ф и л о с о ф с к и… Я пошел?
— Бог в помощь, — сказала Олеся.
Мазур присмотрелся в полумраке. Она нисколечко не шутила, выглядела серьезной, серьезнее некуда. Т е п е р ь верилось, что сегодняшняя операция и в самом деле чертовски много для нее значила. От очаровательного русалочьего личика прямо-таки веяло холодной серьезностью. Тронь — зазвенит…
Подняв руку, Мазур коснулся ее щеки:
— Расслабьтесь. Все будет прекрасно.
— Вашими бы устами… — отозвалась она напряженно, з а ж а т о.
— Серьезно. Если все обстоит так, как вы обрисовали, все пройдет отлично…
Олеся показала рукой на стену каюты.
— Да, кстати… Там, в другом помещении, сидит человек с хорошей винтовкой. Оптический прицел, глушитель и все такое… Отличный специалист. Он тебя прикроет, если случится что-то в о в с е уж непредвиденное. Но лучше бы гладко…
— Попытаемся, — сказал Мазур. — Извини, раз такое дело, я уж без церемоний…
Он проворно разделся до плавок, плотно затянул завязку резинового мешка и направился наружу. Олеся пошла следом. На корме уже стоял длинный невысокий ящик, и человек в белой рубашке сидел возле него на корточках.
Олеся вопросительно взглянула на Мазура.
— Валяйте, — сказал он, стоя у низеньких, по колено, перил кормового ограждения.
Человек в белой рубашке что-то сделал, и вверх рванулись яркие полосы, высоко в небе распустившиеся разноцветными гирляндами фейерверка — со свистом почище, чем у Соловья-разбойника, с душераздирающим шипением…
Любой сторонний зритель невольно уставился бы на небо. Мазур привычным движением перемахнул через перила и без всплеска ногами вперед ушел под воду. От берега его, естественно, закрывала яхта. Обогнул корму, двинулся к берегу — опять-таки под водой, умело задерживая дыхание, буквально в метре под неощутимой границей, разделявшей воздух и воду.
Когда настало время, всплыл, точнее на короткий миг поднял из воды лицо до подбородка, погрузился, как и вынырнул, без малейшего всплеска и даже легонькой ряби на воде, двинулся к берегу размашистыми, отточенными движениями ног и свободной руки, перемещаясь с неплохой скоростью.
Прямо перед лицом у него рассыпалась вправо-влево стайка тускло-серебристых рыбок. Мазур уверенно загребал воду, чувствуя прилив буйной, неудержимой, прямо-таки звериной радости, — какая там, на хрен, дряхлость, он был в точности таким, как двадцать лет назад, скользил самую чуточку пониже водной глади, и легкие, и все прочее работало исправнейшим образом, как встарь, ни малейшего сбоя, ни тени усталости, безукоризненная боевая машина, сработанная рухнувшей империей, шла к цели, как нерассуждающая торпеда, снова показалось, что он вернулся в прошлое, а последние два десятилетия были затянувшимся дурным сном…
В очередной раз подняв лицо над спокойной водой, он с той же буйной радостью сообразил, что рассчитано совершенно правильно — до берега оставалось метров двадцать.
Мазур преодолел их под водой. Когда его вытянутая рука коснулась прохладной, твердой поверхности — ага, гранитная облицовка берега, — он высунулся из воды, жадно глотнул прохладного ночного воздуха.
Мазур преодолел их под водой. Когда его вытянутая рука коснулась прохладной, твердой поверхности — ага, гранитная облицовка берега, — он высунулся из воды, жадно глотнул прохладного ночного воздуха. Наступил, без преувеличения, опаснейший момент таких вот экспедиций — высадка на берег. Несколько секунд, когда диверсант пребывает перед полнейшей неизвестностью и вправе ожидать всего…
Перед ним, метрах в десяти, возвышалась правая башня замка — округлая громадина. Точно, все рассчитано правильно…
Мазур одним движением — отточенным, сильным — оказался на берегу, на гранитных плитах. Замер на корточках, готовый встретить нападение, а то и, сделав кувырок назад, уйти в воду.
Тишина. Довольно теплая тишина, насыщенная экзотическими запахами — и н о й листвы, иного берега, иной, чужой жизни. Пора было решаться.