— Однако же…
В разгоревшийся спор Гибкая Рука вслушиваться не стал, детали казались ему уже не столь интересными, как сам принцип того, что здесь называлось честной игрой. Котсу это, наверное, тоже надоело. Он откровенно зевнул, потянулся на кресле и сказал индейцу:
— Мы, пожалуй, можем идти.
На их уход никто не обратил внимания, потому что как раз в это время председатель произносил весьма проникновенным тоном:
— И, коллеги, вряд ли нужно лишний раз напоминать вам, что принятые здесь решения ни в коем случае не должны стать известными ни единому человеку из букмекерской корпорации, иначе наши с вами интересы окажутся очень серьезно ущемлены…
В ответ раздался одобрительный гул; Котс, закрывая за собой дверь, сказал с усмешкой:
— Это как раз будет первым, что сделает любой из них: у каждого есть свой букмекер, которому и говорить ничего не надо будет — просто сделать ставку… Конечно, интересы больших корпораций пострадают, зато каждый из этих парней изрядно выиграет, включая самого последнего из телохранителей; если бы не это — мы никого из них тут не увидели бы.
Гибкая Рука промолчал, про себя сделав вывод: это действительно был, пожалуй, худший из всех известных ему миров. Самый неестественный. Что же удивительного в том, что ему предстоит погибнуть? По делам и расплата.
2
Георгий, сопровождавший брата Шарома, уже более двух часов находился в одной из аудиторий Кишаретского Высшего Академического училища, считавшегося наиболее престижным из высших учебных заведений Альмезота. В этом храме науки нынешний день был вдвойне напряженным: в одной половине аудиторий принимались дополнительные, а на самом деле — решающие приемные экзамены, в другой же — еще более судьбоносные выпускные, чьи результаты должны были неизбежно повлиять на дальнейшую судьбу оканчивающих курс наук — во всяком случае, на несколько ближайших лет. Понятно поэтому, что Храм никак не мог обойти эти события самым пристальным вниманием и для получения нужной информации послал именно брата Шарома, крупнейшего в своей области специалиста.
Предыдущие два часа монастырская пара провела на приемных экзаменах, а сейчас как раз меняла дислокацию, поднимаясь на те этажи, где соревновались соискатели дипломов. Таким образом, на несколько минут брат и послушник оказались в обстановке, дававшей возможность для разговора, поскольку в аудиториях нарушать торжественную тишину кем-либо, кроме вопрошающего и отвечающего, было бы грубейшим нарушением порядка и традиции. Поэтому Георгий постарался не упустить такой возможности получить хоть какие-то объяснения многого, чего он пока так и не сумел понять.
— Брат Шаром, могу ли я спросить…
— О чем угодно, брат. У нас нет секретов от таких людей, как вы, пользующихся высочайшим доверием. Итак?
— Молодые люди на экзамене, как мне кажется, должны показать уровень своих знаний и умение хорошо соображать, не так ли?
— Совершенно справедливое мнение, брат мой.
— Но мы с вами видели своими глазами…
— С тобой, брат, не «с вами». В обители не принято…
— Да, разумеется. Мы с тобой видели, как принимались четыре экзамена: по экономике, экологии, праву и безопасности…
— У тебя прекрасная память.
— Мы слышали и вопросы, и ответы на них.
— Совершенно справедливо.
— Может быть, я не понимаю, я впервые в этом вашем мире…
— И ненадолго, кажется?
— Этого я не знаю. Но… мне запомнился первый вопрос и первый ответ — вопрос был по экологии.
— Совершенно верно. Этот предмет теперь считается основным.
— Но ведь что спросил преподаватель?
— Он спросил: «Насколько вы готовы к экзамену?»
— Вот именно! Ты знал заранее?
— Конечно. Это стандартный вопрос на любом экзамене.
— И юноша ответил: «Готов в пределах трех тысяч».
— Не понимаю, что тебя так удивило. Может быть, то, что он не назвал — трех тысяч чего? Но у нас в обращении только одни деньги, и если говорят «три тысячи», то само собой подразумевается, что речь идет о диконах.
— Деньги?
— А ты чего ожидал?
— Я думал, вопрос будет касаться природы, в которой люди живут.
— Деньги?
— А ты чего ожидал?
— Я думал, вопрос будет касаться природы, в которой люди живут. Разве так не должно быть?
— Должно, но так оно и было. В какой среде мы живем? Что главное в нашей жизни, необходимое для ее существования? Деньги, конечно. Не воздух, не вода, не пища, не жилье, потому что все это можно иметь в таком количестве и того качества, какое позволяют деньги, имеющиеся у тебя. А если ты ими не обладаешь, среда становится для тебя смертельной, потому что тебе негде жить, нечего ни есть, ни пить, да и воздухом ты дышишь, не приведенным к норме, так что долго не выдержишь. Нет, вопрос был задан правильно и совершенно закономерно, потому что ответ на него сразу дает понять, кто пришел держать экзамен и откуда, что стоит за его спиной — в смысле какие деньги: большие, средние, малые…
— А если вообще никаких?
— Этого просто не может быть: такие не экзаменуются, потому что им заведомо не на что рассчитывать.
— Но, может быть, как раз у этого юноши прочные знания, блестящие способности…
— Да нет, этого быть просто не может. Если у него нет денег, значит, у его родителей или покровителей не оказалось достаточных способностей для того, чтобы их заработать. А значит, и их потомок таким даром не обладает — зачем же ему диплом? Ему и десять дипломов не помогут подняться в жизни.