И уже через несколько секунд Питек в своем новом теле, бегом миновав безлюдный салон, оказался возле двери, за которой находилась рубка. Дверь эту не пришлось распахивать: она и так была отворена и зафиксирована пружиной; ничего удивительного — экипаж агрона чувствовал себя в полной безопасности. Поэтому его удалось увидеть сразу.
Экипаж удобно помещался в пилотском кресле, только в одном, поскольку вся команда этого средства передвижения состояла из одного человека. Чуть склонившись вперед, он внимательно смотрел вперед и вниз — на склоны невысоких, но почему-то голых, черных, обрывистых гор. Когда-то тут жили люди, однако цивилизация заставила их — или позволила — переселиться в места более удобные. Здесь какое-то время процветала горная промышленность, потом залежи оказались исчерпанными и горы были предоставлены самим себе и тем оставшимся обитателям, что не принадлежали к роду людскому. Похоже было, что пилот агрона был не из тех людей, что порой навещали эти места, — любителей горной охоты, и потому сейчас с трудом ориентировался в быстро меняющейся внизу картине, отыскивая какое-то место, вероятно, самое удобное для того, что он хотел осуществить. Даже не зная, в чем заключался замысел, можно было с уверенностью сказать, что для команды скользуна, с судьей во главе, он был угрожающим. Сам Питек лучше остальных понимал, как обстояло дело, и план дальнейших действий созрел у него очень быстро.
Пилот не ожидал нападения сзади, кроме того, телохран был хорошо обучен и передвигался практически бесшумно. Оказавшись за спиной пилота, он без колебаний занес руку, чтобы одним ударом освободить противника от всех превратностей жизни. Занес — и в такой позе остановился.
Вовсе не потому, что узнал себя, свое собственное тело. Питек вообще любил рассматривать себя в зеркале, как любил бы такое занятие и всякий его современник, но сзади, со спины, никогда себя не видел. Остановил же свое движение потому, что заглушенный сейчас в его теле канал связи с тонкими телами, ощутив близость этих тонких тел, восстановился сам собою, так что какие-то мгновения Питек как бы существовал одновременно в двух телах. Подсаженный в его тело противник мог ожидать чего угодно, но не такого вторжения, и потому не предпринял никакой попытки сопротивления.
Подсаженный в его тело противник мог ожидать чего угодно, но не такого вторжения, и потому не предпринял никакой попытки сопротивления. Так что применять силу даже не пришлось.
Оказавшись в своем теле, Питек предоставил своему новому соседу по телу почти полную свободу действий. Будь этот корабль космическим, Питек наверняка взял бы управление на себя, опыт же атмосферных полетов, накопленный им, был, по его мнению, слишком скромным. За собой Питек оставил лишь одно: стал внушать противнику, что именно нужно сделать, оставляя «как» целиком в его ведении. Так что человек Таргона, несказанно удивляясь самому себе, выполнил действия, еще за секунды до этого им никак не предусматривавшиеся. А именно — загрузил в киберпилот программу «Вынужденная посадка», для чего использовал комбинацию из двух клавиш и вернул управление схеме. После этого агрон несколько замедлил ход и начал двигаться зигзагом, анализируя расстилавшийся рельеф внизу. Найдя место, наиболее удобное для посадки отягощенной нелегким грузом машины, кибер начал плавно снижать нагрузку на антигравы, оказавшись над выбранным местом, завис, точно нацелился и медленно пошел вниз. Вскоре очень мягкий толчок засвидетельствовал завершение полета.
Сама посадка заняла немногим более одной минуты, и на ее протяжении телохран, в чьем теле Питек смог проникнуть в рубку агрона, оставался в состоянии некоторой растерянности и недоумения. Ничего удивительного, ощущения его были примерно такими, какие испытывает человек, проснувшийся после глубокого и продолжительного сна, поскольку именно в таком состоянии и пребывают тонкие тела, испытавшие воздействие извне. Однако теперь пришла пора ему действовать.
— Слушай, ты! Жить не расхотелось?
Парень лишь кивнул, не решаясь, наверное, вслух произнести ни слова.
— Тогда запоминай. Сделаешь вот что…
— Ничего себе хренотень, — выслушав, сказал телохран, обращаясь непонятно к кому. И пошел к выходу — на этот раз к нормальной двери, а не к ремонтному люку. И, спускаясь по выдвинувшемуся трапу, непрестанно повторял про себя все те слова, которые ему сейчас следовало (неизвестно, с какой стати) сказать хозяину настолько убедительно, чтобы наркосудья с ними согласился. Откуда и зачем вдруг возникли в его уме эти слова, телохран не понимал; забегая вперед, скажем, что и не поймет никогда, а вскоре и вообще забудет обо всех своих неожиданных и необъяснимых словах и делах.
Он успел спуститься на грунт, подойти сбоку к скользуну, все еще служившему пьедесталом для агрона, и даже понять, что получить доступ внутрь машины сейчас невозможно, потому что штанги, державшие машину в своих захватах, никак не позволяли отворить хоть одну дверцу. Через посветлевшее окошко телохран увидел, как хозяин, сердито глядя на него, выразительно покрутил пальцем у виска. Ну да, конечно, следовало, может быть, перед тем, как выходить из агрона, разобраться с этими приспособлениями, убрать штанги и таким образом освободить дверь. Такая мысль даже промелькнула, кажется, тогда в сознании охранника, однако он не решился, потому что не был уверен, что агрон без таких опор удержится на возке, а если бы он стал валиться, кто знает, что могло бы произойти: чего доброго, рвануло бы все к той фене, и кому стало бы от этого лучше? Так что охранник большой вины за собой не почувствовал и на жестикуляцию хозяина ответил лишь успокоительными кивками, означавшими, скорее всего: «Сам знаю, счас все как бы налажу!» Хотя как именно он наладит, пока было неясно.