Пятеро сразу подхватились, насторожились, один из них, строгий и сухопарый, сквозь зубы пробормотал:
— Так и есть — не хотят оставить нас в покое…
Вирга слов этих не поняла, поскольку сказаны они были на неведомом языке, но по интонации догадалась, что мужик встревожился, да и все остальные тоже. Но она-то этот стук опознала, Гер всегда стучал, соблюдая определенный ритм, чтобы она не задавала лишних вопросов: кто да зачем. И она сказала, успокаивая:
— Это свой.
И, чувствуя, что такого объяснения им не хватило, разъяснила:
— Да вы его видели, полицейский такой, он мне…
Тут она запнулась на миг. Потому что никогда прежде не случалось ей задумываться над тем — кто же ей Гер. Ну, не брат, не сват — это понятно, родства между ними не было никакого, даже и самого отдаленного, семьи происходили из разных, далеко отстоявших друг от друга краев. Не муж, само собой, этот вопрос был ими давно похоронен по обоюдному молчаливому согласию. Любовник? Как угодно, но не применялось у нее это определение в отношении Гера, потому, может быть, что было оно в ее представлении связано с чем-то таким: влечением, страстью, любовью, нежностью, преданностью… с обоюдным проникновением глубоко друг в друга. У нее же с Гером ничего такого не было. Просто «крыша» — но с крышей не спят. Хотя (вдруг мелькнуло у нее игривое) спать под крышей как раз можно… Получалось в конце концов, что Гер для нее — просто наемный работник по обеспечению безопасности с натуральной, а не денежной оплатой…
Однако не время сейчас было раздумывать над такими материями, и она остановилась почти сразу на таком определении:
— Мой приятель.
Приятель, да, и понимайте как хотите, в меру, как говорится, собственной испорченности.
Но на Ульдемира она, произнося это, посмотреть не решилась, как если бы оказалась в чем-то перед ним виноватой — а ведь не было на ней никакой вины! И побежала отворять, даже не успев подумать — Геру-то как она объяснит присутствие этих шестерых мужиков? То есть скажет, конечно, что новые постояльцы, но вот поверит ли он — другой вопрос.
Отворила. Гер не вошел, а вскочил. Захлопнул дверь за собой, наложил засов, чего обычно не делал. Она и рта не успела раскрыть, как он спросил:
— Где они? Быстро!
Вирга лишь кивнула в сторону большой комнаты. Он вошел, руки держал перед собой, чтобы сразу стало ясно: не вооружен или, во всяком случае, оружием не угрожает. Шестеро стояли вроде бы спокойно, но человек понимающий сразу определил бы, что каждый из них готов к мгновенному броску, к любым, самым неожиданным действиям и противника, и своим собственным.
Полицейский быстро, профессионально провел взглядом, как веником, по шести лицам, на одном задержался подольше, но потом безошибочно обратился к Ульдемиру:
— Минут через десять-пятнадцать тут будет группа захвата. За вами. Квартал оцеплен. Исчезайте. Убежище — обитель. Недалеко. Проведу надежно. А ты (в сторону Вирги) остаешься. Спросят — скажешь: хотели снять комнаты. Не договорились о цене. Ушли без малого час назад. Куда — не спрашивала…
Вирга, сама того не желая, взглянула на Ульдемира — он едва заметно кивнул и так же мимолетно улыбнулся. И сказал:
— Очень хорошо. Нам обитель как раз и нужна. Спасибо, что догадались.
— Пошли! — скомандовал полицейский.
А капитан добавил:
— В колонну по одному. Режим пятый. Тронулись.
Глава 7
1
Может показаться немного странным то, что полицейский, чья повседневная служба протекала вовсе не в этом «дремучем» (как такие называли в Кишарете) районе, знал все ходы-выходы в этих краях так досконально, словно именно они и находились в его ведении и по ним он оттаптывал свои повседневные маршруты, в то время как на самом деле он тут появлялся поздно вечером, а рано поутру уже вновь отправлялся в участок на утренний развод. Тем не менее ему была ведома здесь не только любая тропа, тропка, тропинка и тропочка, но и в каждом заборе всякая доска, какую можно легким движением руки отодвинуть или приподнять, освобождая проход, и не один подвал, который на первый взгляд кажется тупиком, но на деле в темном своем уголке таит узенькую, сливающуюся со стеной дверцу, за которой оказывается уже совершенно другой подвал совсем иного дома, что стоит уже в другом переулке. А оттуда можно так же, не поднимаясь на поверхность, очутиться в третьем подземелье, подняться, выйти из черного хода, проскользнуть между мусоросборниками, на четвереньках проползти под высоченной оградой, где у трех-четырех толстых металлических прутьев, из которых она состоит, нижняя часть отогнута, обломана, а то и аккуратно обрезана, где ясно видны следы неоднократной заварки этой дыры, которая тем не менее исправно восстанавливалась уже следующей ночью (видимо, кому-то это было очень нужно), — и наконец оказаться на зеленом острове, где затеряться в кустарнике и вовсе никакого труда не составляет. Объяснить источник такой эрудиции полицейского Гера мы, откровенно говоря, затрудняемся. Может быть, в каком-то своем прошлом он служил в этих местах квартальным надзирателем, но возможны и другие варианты. А впрочем, нам недосуг ковыряться в его прошлом. Куда важнее отметить то, что он действительно вывел шестерых в зеленую зону, все еще сопротивляющуюся (хотя и из последних сил) медленному, но неумолимому натиску градостроительных компаний. Там он велел остановиться, чтобы перевести дыхание и, что важнее, проинструктировать ведомых.