И тут же усомнился в том, что поступил разумно. Я просто не успел перед этим действием просмотреть его последствия с точки зрения оппонента, то есть представить, как бы повел себя я сам, если бы в такой вот обстановочке передо мной из ничего вдруг возник человек. Вернее всего — стал бы действовать так же, как он, хотя, впрочем, действовать, как он, я просто не смог бы. Потому что сосед мгновенно вытянул руку в моем направлении, а рука в его снаряжении была снабжена заметным утолщением примерно на уровне кисти, и одновременно с его движением из этой кисти вынырнули стволы сразу двух дистантов. Когда движение закончилось, оба ствола оказались направленными прямо на меня. Мне оставалось только поднять руки со всей быстротой, какую позволили теснота и обломки, и одновременно заорать:
— Эй, парень! Я уже сдался, убери свои пушки!
К счастью, на сей раз у меня хватило ума сделать это заявление не на теллуре, но на лингале, которым человек, обладающий таким костюмом и снаряжением, должен был, по моим представлениям, обязательно владеть. Мне повезло, так оно и оказалось, и вооруженная рука медленно опустилась, а до моего слуха донеслось:
— Ты кто: фокусник? Много себе позволяешь. Откуда ты взялся? А я уже решил, что начал слышать голоса, — даже испугался.
Это прозвучало тоже на лингале. Я напряженно вслушивался, пытаясь проанализировать произношение: лингал — язык, ни для кого не являющийся родным, не существует классического, нормативного его произношения, и потому в каждом мире он звучит несколько иначе, со своим акцентом, так сказать. Поэтому я и старался определить, на каком именно диалекте изъясняется сосед. Но хотя акцент и был, достаточно легко ощутимый, я не смог определить его происхождение. Хотя — спорю на что угодно, — где-то когда-то мне его приходилось слышать. Быть может, если бы я находился в спокойной обстановке и располагал временем, я вспомнил бы достаточно быстро. Но на этот раз пришлось смириться с тем, что идентификация не произошла. «Ладно, это не смертельно», — подумал я в утешение себе.
— Да я все время тут был, — ответил я, стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее и непринужденнее. — Ты меня просто не заметил в темноте.
— Теллус, — сказал мой сосед. — Терпеть не могу это произношение. Как-то уж очень самоуверенно у вас звучат слова.
— Да? — спросил я несколько обиженно: до сих пор мне казалось, что у меня вообще нет никакого акцента — во всяком случае, прежде никто не говорил мне ничего подобного. — А ты откуда?
Это не очень вежливое «ты» должно было сразу показать человеку, что я и на самом деле в себе уверен и ничуть не считаю его хоть в чем-то превосходящим меня. Он ведь не знал, что, в отличие от него, я сейчас безоружен.
— А я, — ответил он неторопливо, — оттуда, где меня больше нет. Любопытство — опасная болезнь, запомни.
Нет, скорее всего, его голос не был мне знаком. Напоминал кого-то, но никак не вспоминалось — кого именно.
— Только не лей мне воды в уши насчет «все время был».
Тебя и на дне близко не было.
Ага. Вода в ушах — этот оборот был мне знаком. Симона, старая добрая Симона. Возможно, я все-таки пересекался там с ним? Если так, то он, скорее всего, не местный. И на Ардиге находится примерно по тем же причинам, что и я. Не в смысле отдыха, конечно. Должно быть — коллега, во всяком случае, манера держаться, отсутствие растерянности подсказывают, что человек опытный — тертый калач, что называется.
— Плохо смотрел. А я тебя видел отлично. Как ты плыл по линии. Над трубой.
Сказано было с расчетом, что он ответит: «Да какая труба! Это…» — и выложит, что это такое на самом деле. Но он на мой крючок не клюнул. Сказал:
— Значит, пользуешься незримкой. Зря. Обстановка этого не требовала, а пинс-батарея при этом садится быстро. И скиснет в самый крутой момент.
На Симоне, да. Но выговор у него не тамошний. Значит, и он тоже был там по делу. Не резидент. Полевой оператор. Хорошего класса. Незримку знает куда лучше моего. То есть ставит меня на место. Если он окажется противником, будет не очень приятно. Но сейчас совершенно незачем обострять отношения. Оба мы попали в одно и то же варенье и, пока не выберемся на волю, должны быть союзниками. А когда выберемся…
Сосед — хотя в данном случае скорее сокамерник — прервал мои размышления словами:
— Ну вот что, мужик. Не знаю, как тебе, но мне тут болтаться ни к чему. Ты как хочешь, а я собираюсь отсюда выйти.
— Присоединяюсь. Только надо еще придумать — как. Заглотили нас крепко.
— Думать некогда. У нас времени — не более десяти минут. Пока этот живоглот меняет режим.
— Ты уверен? — Этот оборот речи всегда приглашение к большей откровенности. Сосед коротко рассмеялся: понял мой нехитрый прием. Но не стал отмалчиваться:
— Вижу — ты тут новичок. Сейчас он набьет зоб тем, что скосил, и начнет пережевывать: не зря тут такие зубищи. Все это пространство заполнится довольно плотной пастой. И шансов остаться неприкосновенными у нас будет меньше нуля. Уяснил ситуацию?
— Без усилий. Только выхода не вижу. Хотя… если, как только он остановит пилы, сразу рвануться на выход — на полной скорости…