Точкой-один был по-прежнему я. Пришлось считать быстро, мысленно нарисовать схему в мике. Ага. Если чужой корабль не сменит курса, то уже через две-три минуты выберется из чащи прямо за моей спиной и сможет увидеть меня — стоит только мне выйти из режима незримости. Следовательно, сейчас никакая атака с моей стороны не была возможной: ее пришлось бы разыгрывать на глазах очень недоброжелательно настроенных зрителей. Оказывается, на Ардиге существует множество вещей, о которых никто и понятия не имел: ни я, ни «Триолет», ни даже Служба на Теллусе. Вот так: сколько ни живи, все равно каждый день узнаешь что-то новое и удивительное…
Где же это пресловутое плавсредство? Я перевернулся вокруг оси и стал сканировать водную толщу позади меня. Ага, что-то просматривается. Все яснее. Субмарина, конечно. Но «Триолет» прав: не совсем обычная. Во всяком случае, по очертаниям: какие-то выросты в нижней половине корпуса, ненормально раздутая кормовая часть и так же непривычно расширена и сплющена носовая, напоминая челюсти какого-то ископаемого гиганта. Нет, это не боевой корабль: такая груша не может развить хорошую скорость, не обладает нужной маневренностью и представляет слишком выгодную цель для удара. Да, то, что я вижу, больше напоминает какую-то вполне мирную и на чем-то специализированную машину. Что же собирается она делать на такой глубине? Торить дорогу? Зачем?
Пока я размышлял, подводная груша, скользя над самым дном, целиком выбралась на мою просеку. Раздвигаемая ею вода мягко нажала на меня, оттеснила в сторону; я не стал сопротивляться. Грушевидное судно пересекло просеку и остановилось, сработав реверсом. Словно бы оглядывалось, оценивая обстановку. Стало медленно разворачиваться вдоль просеки, за минуту преодолело те метры, что еще отделяли его от дна. Снова замерло. Минута прошла в полной неподвижности всего на свете: судна, меня, воды и самого грунта. Я успел еще подумать, что хорошо, если преследуемый мною водолаз тоже остановится — иначе, если ему вздумается вдруг юркнуть в заросли, как же я смогу найти его? Я уже начал было осторожно менять свое положение в воде, чтобы возобновить погоню — корабль-груша теперь казался мне совершенно безвредным, поскольку на мое присутствие он никак не отреагировал, — как вдруг вся тишина и благолепие разом взорвались, и это заставило меня остаться на месте.
Началось с возникновения звука — сперва низкого, рокочущего, но быстро повышающегося; то был, несомненно, голос мощного мотора — а вернее, нескольких моторов. Может быть, они работали и раньше, но звук затухал в чаще водорослей, теперь же возник во всей своей силе. И непонятный корабль начал преображаться на глазах: то, что походило на челюсти, действительно распахнулось, из них выдвинулось нечто, очень напоминающее ножи косилки, устройство приблизилось к ближайшей группе деревьев — нет, все-таки это были скорее водоросли — и врезалось в них, скашивая под корень. В общем спокойная до той поры, если не считать постоянного течения, безжизненная, как бы стеклянная вода вдруг оживилась и устремилась с обеих сторон судна в распахнувшуюся глотку металлического монстра.
А что вода именно туда понеслась, стало видно сразу же, потому что всасывалась она вместе со скошенным материалом, и даже отсюда, снаружи, было видно, как стволы и длинные листья дробятся расположенными позади косилки клыками. Одновременно откуда-то со стороны кормы — точнее мне отсюда не было видно — вода стала выбрасываться за борт, и я подумал, какие же мощные моторы должны стоять в этой коробке, чтобы выталкивать воду при таком-то давлении!
Итак, подводная груша оказалась — в принципе — обыкновенным уборщиком, судя по тому, что весь зеленый лом оставался внутри судна и, скорее всего, оседал в раздутой корме, куда можно было упаковать, как я прикинул, чертову уйму этой растительности. Производилась очистка дна — ясно, однако же непонятно. Кому эта растительность здесь мешала? Она никак не могла повредить заглубленному в дно трубопроводу, а какой еще мог быть смысл в такой работе? «Вопросы для разгадывания на досуге», — подумал я. На досуге, потому что к моим насущным проблемам это никакого отношения не имело.
Впрочем, размышления на эту тему прекратились — вынужденно и очень быстро.
А произошло это потому, что я почувствовал, как меня, помимо моего желания, влечет к усердно работающим челюстям…
Влечет вовсе не в том смысле, в каком говорят, например, о влечении к женщине, но в смысле грубо физическом. То есть судно, всасывая воду, создало течение, направленное именно в его раструб, а поскольку сейчас этот пылесос был обращен именно ко мне, то я оказался подхваченным этим течением и дрейфовал, направляясь в тот самый хищный раструб.
Это мне сильно не понравилось, и я включил свой движок и поставил рули так, чтобы подняться круто вверх и избавиться от нежелательного вмешательства судна в мои дела. Движок заработал, но уже через секунду-другую я понял, что на этот раз проигрываю единоборство: всасывающее устройство донного мусорщика оказалось настолько мощным, а я сообразил это с таким запозданием, что сейчас я, даже на полной мощности моего движка, не смог сопротивляться течению, которое становилось все сильнее с каждым метром дистанции, невольно пройденным мною. Можно было надеяться лишь на то, что пылесос начнет совершать очередной зигзаг и таким образом отведет свой раструб от меня. Но он и не собирался так поступить, и, на мгновение оглянувшись, я понял почему: я, ко всему прочему, оказался на одной линии с большой группой развесистых водорослей, на которую — а вовсе не на мою персону — и был, скорее всего, настроен мусорщик. Стало ясно, что он не отвернет, и оставалось лишь надеяться, что, попав в раструб и проскользнув мимо зубьев косилки, я найду там внутри что-нибудь такое, за что смогу уцепиться, чтобы продержаться до тех пор, как насос объявит перерыв на обед, и тогда уже пробовать выбраться в свободную воду.