А что противник намерен по-прежнему добиваться этой цели, Лючана поняла, еще не успев даже как следует прийти в себя. Потому что остановка капсулы в трубе никак не повлияла на работу приборов и локатор исправно показывал, что человек, собравшийся уничтожить ее, никуда не исчез и находится совсем недалеко отсюда. Он, разумеется, тоже лишился возможности плыть, но Лючана отлично понимала, что они оказались вовсе не в равном положении хотя бы потому, что она могла только, оставаясь в капсуле, ждать каких-то действий противной стороны, а эта самая сторона обладала возможностью передвигаться по обсохшей трубе самостоятельно, приблизиться вплотную и атаковать, а у нее, Лючаны, такой возможности не было.
Он, разумеется, тоже лишился возможности плыть, но Лючана отлично понимала, что они оказались вовсе не в равном положении хотя бы потому, что она могла только, оставаясь в капсуле, ждать каких-то действий противной стороны, а эта самая сторона обладала возможностью передвигаться по обсохшей трубе самостоятельно, приблизиться вплотную и атаковать, а у нее, Лючаны, такой возможности не было.
Она лишь на считаные секунды поверила, что сможет оставить капсулу, ставшую для нее то ли убежищем, то ли тюрьмой; но, вглядевшись в результаты внешнего анализа среды — а прибор этот продолжал работать непрерывно, — поняла, что это невозможно: за бортом труба была сейчас заполнена вовсе не воздухом, пригодным для дыхания, но аргоном, совершенно, при всем его благородстве, для дыхания не годящимся и к тому же еще и перемешанным с не успевшими выветриться испарениями массы, только что заполнявшей трубу, в составе которой, если верить тому же анализатору, присутствовало немало свободного хлора, то есть откровенно отравляющего вещества. Оказаться в такой среде без прямой угрозы жизни можно было только в специальном костюме и с запасом дыхательной смеси в баллонах; однако судьба, предоставив в распоряжение Лючаны капсулу, как-то не позаботилась о прочем снаряжении, и все, что пригодилось бы при выходе в трубу, осталось где-то в другом месте.
Так что не было возможности, если противник, соответственно одетый, снаряженный и вооруженный, приблизится к капсуле по трубе, встретить его достойно, хотя бы схватившись врукопашную. Оставалось лишь надеяться на то, что он, может быть, все же не рискнет выйти в трубу. Ведь каким бы надежным ни был костюм, но даже малейшее нарушение его герметичности привело бы человека к быстрой гибели — и это ему прекрасно известно. И может быть, по этой причине тот, кто охотится за нею, тоже предпочтет активному варианту выжидательный, уступая ей право первого хода, потому что и Лючане, и врагу было одинаково ясно: деваться отсюда ей некуда, время пребывания ее в капсуле не могло быть не только бесконечным, но даже сколько-нибудь протяженным — оно определялось все той же дыхательной смесью, которой с каждым вдохом становилось все меньше, о чем свидетельствовал соответствующий манометр. Несложный анализ его показаний убеждал в том, что полный заряд воздуха для одного человека обеспечивал его пребывание в капсуле в течение трех часов, иными словами — времени, достаточного для того, чтобы малым ходом пройти всю трубу туда и обратно, а кроме того, потратить час на какой-то возможный ремонт. Сейчас два часа уже миновали, и, значит, она могла отсиживаться в капсуле, если не помешают, еще час, а потом…
Что будет с нею после этого, Лючана предпочитала не думать, но мысль о том, что умирать таким образом ей очень не хочется, неотступно маячила в подсознании, где-то на границе здравого смысла. Нет, если даже гибнуть, то не задыхаясь, беспомощной белой мышкой, но в каком-то действии, активно, не жертвой, а атакующим бойцом — пусть даже надежды на успех не будет никакой, но останется до последнего мига хотя бы надежда захватить с собою в гибель и врага…
Но это могло бы случиться, только если противник начнет действовать первым. Потому что у нее возможности движения больше не было, а у него, безусловно, была. Однако враг, кажется, решил не спешить. Понял, скотина, что время работает на него. Осталось уже меньше часа… Сорок семь минут — неужели это все, что ей отмерено?
«Ра, — подумала Лючана, — черт бы тебя взял, неужели ты позволишь мне уйти вот так и ничего не сделаешь, чтобы мне помочь, вытащить меня отсюда? Ты где-то рядом, я чувствую, что ты что-то пытаешься сделать, — так сделай же! Ведь если я… Ты же никогда себе не простишь, весь остаток жизни будешь этим казниться. Давай, Ра, помоги мне, напрягись — и ты наверняка найдешь возможность разобраться с обстановкой…»
Думая так, Лючана не сводила глаз с табло, на котором ярким огоньком по-прежнему обозначался противник; смотрела так напряженно, словно именно оттуда должно было прийти какое-то известие от Ра, о его действиях — конечно же, успешных, победоносных.
Давай, Ра, помоги мне, напрягись — и ты наверняка найдешь возможность разобраться с обстановкой…»
Думая так, Лючана не сводила глаз с табло, на котором ярким огоньком по-прежнему обозначался противник; смотрела так напряженно, словно именно оттуда должно было прийти какое-то известие от Ра, о его действиях — конечно же, успешных, победоносных.