Отложив исследование ардигской флоры до лучших времен, я разогнул спину, вытер пот, без которого не обошлось, потому что погода была воистину курортной, и сказал Лючане:
— Ну что — переходим на сухопутный образ жизни? По-моему, все необходимое взято и можно отправить «Триолета» на выжидание. Как думаешь?
Она с минуту помолчала, шевеля губами и загибая пальцы, и в результате ответила:
— Ты чувствуешь, какой здесь воздух?
Воздух и в самом деле был, как и ночью, прекрасный, на Теллусе такого наверняка не сохранилось нигде, а может, никогда и не было. Я имею в виду не его химический состав — этим занимался «Триолет» и дал вполне благоприятное заключение, — но какой-то растворенный в нем запах, лучше назвать это ароматом, ни на что известное нам не похожим.
Я имею в виду не его химический состав — этим занимался «Триолет» и дал вполне благоприятное заключение, — но какой-то растворенный в нем запах, лучше назвать это ароматом, ни на что известное нам не похожим. Теперь стало казаться, что был он тонким, одновременно бодрящим и расслабляющим, вызывающим желание обонять его еще и еще.
— Воздух упоительный, — продолжила Лючана. — Надо взять образцы для более полного анализа…
— Люча, такой практицизм! Фу!
— Разве плохо было бы создать такой воздух хотя бы у нас дома?
Дома. Впервые за все последнее время она выговорила это слово без горького призвука, и это означало, что моя ненаглядная уже приходит в себя. Начало положено.
— Будь по-твоему. Но для верности все-таки давай осмотримся как следует — по кодексу безопасности. Вот эта чащоба может таить в себе мало ли что: змеи, клещи, пауки…
— Не уверена: с живностью здесь, похоже, не очень богато. Но, в принципе, ты прав. Только один вопрос: как же ты собираешься туда проникнуть? При помощи топора? Хорошо ли — не успев ступить на берег, сразу же ввязаться в схватку со здешней природой?
Но я успел уже свести знакомство с одним кустом — в такие кусты как-то незаметно превратилась недавняя трава, какая-то дикая сила прямо-таки гнала растительность из-под земли, — с тем, что оказался самым близким.
— Рубить не понадобится. Смотри: они ломаются чуть ли не сами собой, даже двумя пальцами можно расчистить тропку. — Я повертел отломанный отросток в руках. — Знаешь, это не древесина вообще. Зеленая масса, полная сока — или воды…
— Только не вздумай пробовать. И лучше не трогать это голыми руками, ладно? Я предлагаю другой способ: давай прогуляемся по берегу вдоль опушки. Если там, дальше от берега, кто-то обитает, мы увидим какие-то признаки жизни. Какие-нибудь проходы, примятости — даже след змеи можно заметить при тщательном наблюдении. О людях не говорю, их тут нет по определению.
— Ну что же, можем пофланировать, но не очень далеко: скажем, километр в одну сторону, потом столько же в другую. Но сперва я все же разбил бы лагерь; не помнишь из той хилой энциклопедии, сколько здесь длятся сутки?
— Помню. Двадцать часов с минутами.
— Ну вот. Поскольку мы поспали в свое удовольствие, не так уж много времени остается до заката — а ведь мы, судя по карте, в тропическом поясе, так что темнота может наступить сразу. Обустроим дом, а потом уже погуляем.
— Ну, что же, можно и так, — произнесла Лючана тоном, свидетельствующим, что она соглашается лишь ради сохранения семейного мира. Мне это не понравилось.
— Ладно, я передумал. Пошли гулять. Если не будем заходить слишком далеко, успеем засветло вернуться и сделать все необходимое. А ужинать можно и при лунном свете. Его тут должно быть в избытке. Согласна?
Мы скинули с себя полетное обмундирование и облачились в пляжное, сразу почувствовав облегчение.
— Обязательно будем купаться, — заметила Люча.
— Непременно. Вода в этом море, по-моему, теплая.
— Боюсь, что даже слишком. «Триолет» дал двадцать пять градусов. Но это у самого берега, наверное, на глубине будет прохладнее. Что берем с собой?
Вместо ответа я закинул за спину игломет и подпоясался ремнем, на котором висел охотничий нож.
— Не слишком ли?
— Запас мешка не тянет. Советую и тебе.
Поколебавшись, Лючана вооружилась таким же образом, заметив только:
— Шайка перестраховщиков.
— Пусть так — все равно никто не видит, а мне спокойнее.
— Может, ты еще и оперкейс прихватишь?
Я как раз собирался так и сделать, но вовремя удержался. Ох уж мне это женское ехидство!
— В следующий раз — обязательно, — заверил я ее, чтобы сохранить чувство собственного достоинства. — Ну что, робинзонша, тронулись?
И мы медленно зашагали вдоль опушки, стараясь не упустить ни одной детали, которая могла бы дать повод для размышлений.
3
— Стой!
На самом деле Лючана даже не выговорила это слово целиком. Получилось что-то змеиное: «Ссссст…», но тем не менее вполне понятное, и я остановился сразу, как если бы наткнулся на стену. И даже не стал спрашивать — в чем дело, потому что увидел и сам. Но только вторым. Поскольку в тот миг смотрел не на заросли, а на воду; она медленно, я бы сказал — вкрадчиво подступала все ближе, и это означало, что идет прилив и, следовательно, мы очутились на берегу моря, а не какого-нибудь озера. Об этом я и думал, когда Люча окликнула меня.