Доложил. И — как в омут бросил.
И — как в омут бросил. Сверху — ни ответа, ни привета.
Он ждал традиционные три дня. Добавил и четвертый. Сегодня шел пятый день. И генерал ясно понял, что находиться в подвешенном состоянии он более не может. Не не хочет, а именно — не может. Вот только что едва не напал с кулаками на ни в чем не повинного подполковника, в общем-то нормального парня, не холуя и не карьериста. Этак завтра он, чего доброго, станет бросаться на людей уже с дистантом.
Иванос взял трубку внутренней, закрытой связи.
— Генерал-полковника. Прошу принять немедленно. Нет. Ненадолго. Да. Слушаюсь. Иду.
Окинул взглядом стол. Чисто. Запер сейф, предварительно убрав в него свой штатный дистант. Ключи в карман. Вышел в приемную. Адъютант встал. Иванос взглянул ему в глаза. Подполковник выдержал взгляд спокойно. Без вопроса. Без обиды. Скорее — с пониманием.
— Буду у генерал-полковника. Дождись.
И пошел по коридору к лифту. К тому, что назывался генеральским и шел без промежуточных остановок.
5
«Господи боже, — невольно подумала Лючана. — Да он сам на себя не похож, неужели это я его так? Но ведь все было не по-настоящему! Или все-таки по-настоящему?»
Мысль эта была первой, возникшей у нее, как только проворковал замок.
Диафрагма разъехалась, и в комнате — или камере? — оказался тот самый молодой женолюб, с которым она так безжалостно поступила совсем недавно в неизвестном пространстве, скорее всего, по ее представлениям, физически вовсе и не существующем.
Вошедший и впрямь выглядел не то чтобы не лучшим образом, но просто скверно. Как будто находился в тяжком похмелье после большого загула: и цвет лица был соответственным, и осанка была совсем другой. Как побитая собака, возникло сравнение. «Неужели оттого, что я его так отделала? Или у него не заладилось еще и что-то другое? Ну что же, ты это заслужил, мальчик. От меня ты получил по заслугам, так что уж не взыщи».
Безусловно, он получил то, что ему причиталось, и все же Лючана поймала себя на мысли, что ей стало на миг жалко его — может быть, побитую собаку, пусть и кусачую, она тоже пожалела бы по своей отходчивости. Вообще Лючана любила, когда все вокруг были бодры и веселы, когда ни за кого не надо было переживать, тогда и она сама чувствовала себя наилучшим образом.
Внешне она тем не менее оставалась совершенно спокойной, не проявляя ни жалости, ни вновь возникшего, может быть, не совсем страха, но очень похожего на него ощущения. А оно возникло не на пустом месте. Как бы вошедший ни выглядел со стороны, но выражение его лица было жестким, а взгляд — угрожающим. И очевидно было, что пришел он не просто с каким-то служебным заданием, но, кроме того, и с твердым намерением взять реванш — хотя, может быть, и не тем способом, какой намеревался использовать тогда. Так что женщине было чего испугаться.
Однако именно эту тень страха ей удалось сейчас подавить неожиданно легко: ощущение было таким, что после медитации сил у нее стало куда больше, что энергией она зарядилась, как говорится, под самую завязку. Поэтому она готова была противостоять любым его действиям, даже самым агрессивным.
Их, однако, не последовало, он повел себя совершенно не так, как могла ожидать Лючана. Впору было подумать, что угроза в его взгляде относится вовсе не к ней. Войдя и выждав, пока диафрагма за ним закроется, он поздоровался с Лючаной медленным, подчеркнутым кивком, который при желании можно было бы назвать даже поклоном. Это было неожиданно и внушало надежду на что-то… на что-то не самое плохое. И в ответ она, сама немало тому удивившись, одарила его светской улыбкой и сказала:
— Садитесь, пожалуйста… Простите, но не знаю, как мне вас называть.
И в ответ она, сама немало тому удивившись, одарила его светской улыбкой и сказала:
— Садитесь, пожалуйста… Простите, но не знаю, как мне вас называть. Может быть, представитесь?
Он помедлил; возможно, такой прием тоже несколько озадачил его, и после маленькой паузы произнес:
— Идо, если это вас устроит.
— О, вполне, — ответила она, стараясь, чтобы голос прозвучал достаточно легкомысленно, как бы противореча словам. — Мы, кажется, встречались, не так ли?
В ответ он усмехнулся одним уголком губ:
— Вы правы, мадам. И я прошу прощения за мое поведение — там. Я не насильник, уверяю вас. Но, увидев вас там, просто потерял голову. Поверьте: за это я достаточно наказан.
— Надеюсь, что я не нанесла вам… э-э… необратимых повреждений? Мне было бы очень жаль, окажись это так.
— О, — произнес он так, как говорят о мелочах, не заслуживающих внимания, — это было, конечно, неприятно, но от таких вещей оправляются быстро. И наказание исходило не от вас.
— Рада это слышать, но… если у вас возникли неприятности по службе, я надеюсь, они не связаны со мной?
— С вами? — спросил он, как бы недоумевая, помолчал секунду-другую и ответил: — Да, именно с вами. А вернее — с моим поведением тогда.
— Вы хотите сказать, что нас там кто-то видел?
Он покачал головой:
— Нет, разумеется. Это невозможно. Но я сам доложил обо всем.
— Может быть, вам не следовало докладывать… во всех деталях?