— До чего же нечисть натурально выглядит,- покачал головой Крюков.- Прямо как живые.
— Кого ныне этим удивишь? — пренебрежительно махнул рукой Канарейкин.- Хотя, если честно, приз за спецэффекты Мышкин получил заслуженно. У нас так больше никто снимать не умеет. Так и денег он в фильм вбухал — будь здоров! Технологии нынешние недешево стоят.
— А который тут твой знакомый Караваев?
— Абалдуин Восьмой,- кивнул на экран Аркадий.- Кто-кто, а Александр Сергеевич и здесь на уровне. Вот Сеня Курицын — подкачал. Актер неплохой, но роль — не его.
— А Рваный Билл?
— Васька, что ли? Дилетант… Правда, не без божьей искры.
— Ты и его знаешь?
— Кто ж Щеглова не знает? Он шофером у Жигановского был. Сейчас разбогател, отъелся… Чего доброго — и руки не подаст.
— А этот блондин с выразительной внешностью?
— Не знаю,- покачал головой Аркадий,- не встречались… Провинциал, наверное. Фильм в Кацапове снимали, там и массовку набирали… Чем он тебя так заинтересовал?
— Очень уж ловко мечом орудует.
— Костолом! — пренебрежительно махнул рукой Аркадий.- Вот блондиночка — хороша! Актрисы, надо признать, тут подобраны со вкусом. Но чего в фильме нет — так это истинного профессионализма! Его ведь ни за какие деньги не купишь.
Почему Аркадий Канарейкин мнил себя профессионалом — Федор затруднился бы ответить. Театральное училище его приятель закончил с грехом пополам; артистическая карьера у него не заладилась. В театрах Канарейкин надолго не задерживался, перебиваясь в основном на ролях «кушать подано». Мелькнул пару раз в сериалах, но лавров не снискал. И вот уже года три вел откровенно распутный образ жизни, пудря мозги состоятельным дамочкам бальзаковского возраста своими артистическими манерами. Благо, природа Аркашку не обидела: не писаной, конечно, красоты, однако в ловеласы средней руки годился.
— Может, тебе на эстраду податься? — критически оглядел приятеля Крюков.
— На эстраде ныне голубые в ходу,- горестно вздохнул Канарейкин.- А я по амплуа и по внешности — первый любовник.
— И голоса приличного у тебя нет… — констатировал Федор.
— При чем здесь голос? — несказанно удивился Канарейкин.- Ты телевизор хоть изредка смотришь?
Изредка Крюков телевизор смотрел. В основном новости и футбольные матчи. Остальное казалось ему откровенным маразмом, не достойным внимания серьезного человека.
— Ты ведь по молодости лет гитарой увлекался? — вспомнил вдруг не к месту Аркадий.
— И что с того? — пожал плечами Крюков.
— И внешность у тебя подходящая… — задумчиво прогундел Канарейкин.- Вполне из нас с тобой может получиться «Чай вдвоем».
Все-таки ночные загулы сказываются на интеллектуальных способностях, а возможно, даже ведут к психическим расстройствам.
.. — задумчиво прогундел Канарейкин.- Вполне из нас с тобой может получиться «Чай вдвоем».
Все-таки ночные загулы сказываются на интеллектуальных способностях, а возможно, даже ведут к психическим расстройствам… У Крюкова были веские основания полагать, что его приятель «двинулся по фазе». Как еще воспринимать человека, который бегает по комнате, размахивая руками, вскрикивает, пританцовывает и бормочет себе что-то под нос?
— Кенар и Крюков! — воскликнул в полный голос Аркадий и тут же сам себя притормозил:
— Кенар — хорошо, а вот Крюков — не очень. Фамилия не для афиши.
— При чем здесь афиша? — обиделся Федор за свою весьма приличную фамилию.
— Крюгер! — завопил дурным голосом Канарейкин.- Фреди Крюгер и Аркан Кенар. Нет, наоборот: Аркан Кенар и Фреди Крюгер!
— Ты что, рехнулся? — с тревогой посмотрел на приятеля Федор.
— Репертуар нужен! — продолжал дергаться Канарейкин.- Что-нибудь из ряда вон!.. Но какой ход, какая фишка! Вампир и Соловей! В смысле — Кенар!.. Для «Кощеева царства» — сойдет, клянусь мамой!
— Может, объяснишь человеческим языком, что означает твой бред?
— Не бред, милостивый государь, а проект!.. Сделай зверское лицо!
— Да пошел ты! — рассердился не на шутку Федор.
— Вот! — возликовал Аркадий.- Годится!.. Кое-где подгримируем, губной помадой подмажем — будешь как огурчик!
С бессвязного бреда Канарейкин перешел наконец на нормальную речь и попытался внушить скептически настроенному Крюкову, каким оглушительным успехом обернется их совместный выход на подмостки. Предложение было совершенно идиотским — по той простой причине, что Федор никогда к артистической карьере не стремился, никакими талантами не обла-дал, а если и бренчал под настроение на гитаре, то в стороне от чужих ушей, дабы не травмировать людей своим дилетантством.
Твердое крюковское «нет» не произвело на Канарейкина никакого впечатления. Захваченный своим проектом, Аркан Кенар в умопомрачении решительно шагнул к старенькому раздолбанному пианино и принялся фальшиво наигрывать мелодию, отдаленно напоминавшую «Подмосковные вечера». Пианист Аркашка был еще тот, но собственная неумелость (можно даже сказать — бездарность!) его нисколько не смущала. Наоборот — вдохновляла на новые безумства! Теперь уже в жанре поэзии — столь чудовищного пошиба, что Крюков содрогнулся. По его мнению, петь такое со сцены можно только в состоянии шизофренического бреда. А Канарейкин от своего опуса пришел в полный и окончательный восторг, чем привел Крюкова в оторопь. Последняя, впрочем, вскоре прошла — как только Федор подумал, что в плане Аркадия есть рациональное зерно…