— Бояться, мистер Винанд?
— Не нужно, потому что все уже договорено. Разве миссис Китинг не сказала вам, что Стоунридж ваш?
— Я… нет, она не сказала… Я не знал… — Винанд улыбался, улыбка оставалась на месте, как приклеенная, и Китинг чувствовал, что его вынуждают продолжать.
— Я не очень надеялся… Не так скоро… конечно, я полагал, что этот обед может быть знаком… поможет вам решить… — И непроизвольно у него вырвалось: — Вы всегда разбрасываетесь такими сюрпризами, вот так, раз и все?
— При первой же возможности,- серьезно согласился Винанд.
— Я приложу все силы, чтобы заслужить эту честь и оправдать ваше доверие, мистер Винанд.
— Нисколько не сомневаюсь, — сказал Винанд.
Этим вечером он почти не обращался к Доминик. Казалось, все его внимание сосредоточилось на Китинге.
— Общество благожелательно отнеслось к моим прежним попыткам, — говорил Китинг,- но я сделаю Стоунридж своим лучшим творением.
— Это весьма серьезное обещание, учитывая замечательный список ваших работ.
— Я не надеялся, что мои работы достаточно интересны, чтобы привлечь ваше внимание, мистер Винанд.
— Но я их хорошо помню. Здание «Космо-Злотник»- это чистый Микеланджело. — Лицо Китинга расплылось в улыбке от невероятной радости, он знал, что Винанд разбирается в искусстве и не позволил бы себе такое сравнение без веской на то причины. — Здание банка «Пруденшал» — подлинный Палладио[6]. А универмаг Слоттерна позаимствован у Кристофера Рена… — Лицо Китинга сменило выражение. — Подумайте, какую компанию знаменитостей я получил, заплатив только одному. Разве это плохая сделка?
Китинг улыбнулся одеревеневшим лицом и произнес:
— Мне доводилось слышать о вашем бесподобном чувстве юмора, мистер Винанд.
— А не доводилось ли вам слышать о моем описательном стиле?
— Что вы имеете в виду?
Винанд полуобернулся на своем стуле и посмотрел на Доминик, будто разглядывал неодушевленный предмет.
— У вашей жены прекрасное тело, мистер Китинг. Ее плечи чересчур узки, но это великолепно сочетается со всем остальным. Ее ноги чересчур длинны, но это придает ей элегантность линий, которую можно увидеть в хорошей яхте. Ее груди великолепны, вы не находите?
— Архитектура — занятие грубое, мистер Винанд, — попытался рассмеяться Китинг. — Она не позволяет человеку заниматься высшими видами философствования.
— Вы меня не поняли, мистер Китинг?
— Если бы я не знал, что вы джентльмен, я мог бы вас неправильно понять, но вам меня не обмануть.
— Я как раз и не хочу вас обманывать.
— Я ценю комплименты, мистер Винанд, но мне трудно вообразить, что мы должны говорить о моей жене.
— Отчего же, мистер Китинг? Считается хорошим тоном говорить о том, что у нас есть — или будет — общего.
— Мистер Винанд, я… я не понимаю.
— Должен ли я объяснять?
— Нет, я…
— Нет? Тогда мы оставляем тему Стоунриджа?
— О, давайте поговорим о Стоунридже! Я…
— Но мы об этом и говорим, мистер Китинг.
Китинг обвел глазами зал. Он подумал, что такие вещи не делаются в подобных местах; праздничное великолепие зала превращало все в чудовищную нелепость; он предпочел бы очутиться в мрачном подвале. Он подумал: «Кровь на камнях мостовой — да, но не кровь на ковре в гостиной…»
— Теперь я понимаю, что это шутка, мистер Винанд, — сказал он.
— Моя очередь восхищаться вашим чувством юмора, мистер Китинг.
— Такие вещи… не делаются…
— Ну, вы совсем не это имеете в виду, мистер Китинг. Вы считаете, что они делаются постоянно, но о них просто не говорят вслух.
— Я не думал…
— Вы думали об этом до того, как прийти сюда. Но не возражали. Согласен, я веду себя отвратительно.
Вы считаете, что они делаются постоянно, но о них просто не говорят вслух.
— Я не думал…
— Вы думали об этом до того, как прийти сюда. Но не возражали. Согласен, я веду себя отвратительно. Я нарушаю все законы милосердия. Быть честным — чрезвычайно жестокое дело.
— Пожалуйста, мистер Винанд, давайте… оставим это. Я не знаю, как себя вести.
— Ну это просто. Вам следует дать мне пощечину. — Китинг хихикнул. — Вам надо было сделать это несколько минут назад.
Китинг заметил, что его ладони стали влажными, он пытался перенести вес своего тела на руки, которые вцепились в салфетку на коленях. Винанд и Доминик продолжали медленно и красиво есть, как будто они сидели за другим столом. Китинг подумал, что перед ним два совсем не человеческих тела; свечение хрустальных подвесок в зале казалось радиоактивным излучением, и лучи проникали сквозь тела; за столом остались только души, облаченные в вечерние костюмы. Человеческой же плоти не было. Они были ужасны в своем новом облике, ужасны, потому что он ожидал увидеть в них своих мучителей, а обнаружил полнейшую невинность. Он с удивлением подумал — что же они видят в нем, что скрывает его одежда, если не стало его телесной формы?
— Нет? — спрашивал Винанд. — Вам не хочется делать этого, мистер Китинг? Но конечно, вы и не обязаны. Просто скажите, что вы ничего не хотите. Я не возражаю. Тут, под столом напротив, сидит Ралстон Холкомб. Он может с таким же успехом, как и вы, построить Стоунридж.
— Я не понимаю, что вы имеете в виду, мистер Винанд, — прошептал Китинг. Глаза его были устремлены на томатное желе на тарелке с салатом; оно было мягким и слегка подрагивало; его мутило от вида желе.