Через некоторое время он спросил Джона Эрика Снайта, указывая на этого человека:
— Кто это такой?
— Это? — переспросил Снайт.
— Говард Рорк. Помните — дом Энрайта?
— О-о… — протянул Тухи.
— Что?
— Конечно. Так и должно быть.
— Хотите познакомиться?
— Нет, — ответил Тухи. — Нет, я не хочу с ним знакомиться. До конца вечера, когда кто-нибудь заслонял Тухи обзор, он нетерпеливо дергал головой, чтобы вновь найти Рорка. Он не хотел смотреть на Рорка — но он должен был смотреть, как не мог не смотреть вниз, на далекую, пугающую мостовую.
В этот вечер Эллсворт Тухи не осознавал никого вокруг, только Говарда Рорка. А Рорк и не знал, что Тухи присутствует в гостиной.
Когда Рорк ушел, Доминик продолжала стоять и считать минуты. Прежде чем уйти, она должна была удостовериться, что улицы уже поглотили его. Потом она двинулась к выходу.
Тонкие влажные пальцы Кики Холкомб сжали ее руку на прощание, рассеянно пожали и на секунду скользнули к запястью.
— Дорогая, — спросила Кики Холкомб, — что ты думаешь об этом новичке? Знаешь, я видела, как ты с ним разговаривала. Ну, об этом Говарде Рорке.
— Я думаю, — твердо сказала Доминик, — что более отвратительной личности я еще не встречала.
— О, даже так?
— Разве может понравиться ничем не сдерживаемая заносчивость? Не знаю, что можно сказать в его пользу, кроме того, что он чертовски хорош собой. Но это ничего не меняет.
— Хорош собой? Ты что, смеешься, Доминик?
Кики Холкомб увидела, что Доминик как-то глупо удивилась. Доминик поняла: то, что поразило ее в его лице, позволило ей увидеть лицо полубога, оставило других равнодушными; и ее, казалось бы, случайная реплика по поводу совершенно очевидного факта в действительности являлась признанием чего-то понятного только ей.
— Господи, дорогая, — воскликнула Кики, — он вовсе не так красив, просто он в высшей степени мужественен!
— Пусть это тебя не поражает, Доминик, — произнес голос за ее спиной. — Эстетические воззрения Кики отнюдь не твои — и не мои.
Доминик обернулась. За ней стоял Эллсворт Тухи, улыбаясь и внимательно глядя ей в лицо.
— Ты… — начала она и осеклась.
— Конечно, — ответил Тухи, слегка кланяясь и показывая, что он понял и то, что ею не было сказано. — Позволь мне, пожалуйста, указать, Доминик, что моя способность видеть самую суть отнюдь не хуже твоей. Хотя и не для эстетического любования. Это я предоставляю тебе. Но мы прозреваем вещи, которые временами не столь уж явны, — не правда ли? — и ты, и я.
— Что конкретно ты имеешь в виду
— Дорогая, это могло бы вызвать долгую философскую дискуссию — и какую! — но все же совершенно ненужную. Я всегда говорил тебе, что нам надо бы быть друзьями. Интеллектуально у нас много общего. Мы исходим из противоположных полюсов, что совершенно неважно, потому что, понимаешь ли, мы сходимся в одной точке. Это был очень интересный вечер, Доминик.
— К чему ты это все ведешь?
— Ну, например, было интересно понять, кто, по-твоему, хорош собой. Это позволило бы мне определенным образом классифицировать тебя саму. Без слов — ориентируясь лишь на предпочтительный тебе тип лица.
— Если… если ты способен понять то, о чем говоришь, значит, ты не тот, кто ты есть.
— Нет, дорогая. Я как раз тот, кто я есть, именно потому, что понимаю.
— Знаешь, Эллсворт, по-моему, ты гораздо хуже, чем я думала.
— И возможно, намного хуже, чем ты думаешь сейчас. Но я полезен. Мы все полезны друг другу. Так же, как ты будешь полезна мне. Я думаю, ты захочешь быть мне полезной.
— О чем ты говоришь?
— Жаль, Доминик. Очень жаль. Если ты не понимаешь, о чем я говорю, возможно, я никак не смогу этого объяснить. Если же понимаешь, я уже все объяснил и не прибавлю ни слова.
Если ты не понимаешь, о чем я говорю, возможно, я никак не смогу этого объяснить. Если же понимаешь, я уже все объяснил и не прибавлю ни слова.
— О чем вы говорите? — в изумлении спросила Кики.
— Просто поддразниваем друг друга, — весело ответил Тухи.
— Пусть это тебя не беспокоит, Кики. Доминик и я всегда поддразниваем друг друга. Возможно, не очень удачно, потому что, видишь — не получается.
— Когда-нибудь, Эллсворт, — проговорила Доминик, — ты сделаешь ошибку.
— Очень возможно. А ты, дорогая, ее уже сделала.
— Спокойной ночи, Эллсворт.
— Спокойной ночи, Доминик.
Когда Доминик ушла, Кики повернулась к Тухи:
— В чем дело? Что у вас произошло, Эллсворт? Что это за разговор — совершенно ни о чем? Лица людей и первые впечатления еще ни о чем не говорят.
— Это, дорогая Кики, — ответил он, и голос его звучал мягко и отстраненно, будто он отвечал не ей, а собственным мыслям, — одно из наших общих и самых больших заблуждений. Нет ничего более значительного, чем лицо человека. И более красноречивого. На самом деле мы можем по-настоящему узнать человека только с первого взгляда. Более того, при этом взгляде мы узнаем о нем все, хотя не всегда бываем достаточно мудры, чтобы развить это наше знание. Ты когда-нибудь задумывалась о стиле души, Кики?
— О… чем?!
— Стиле души. Помнишь знаменитого философа, который говорил о стиле цивилизации? Он называл это стилем. Он говорил, что это самое подходящее по смыслу слово, которое можно найти. Он говорил, что у каждой цивилизации есть свой главный принцип, одна-единственная высшая определяющая идея, и все усилия каждого человека внутри этой цивилизации подчинены этому принципу — неосознанно и неотвратимо… Я думаю, Кики, что каждая человеческая душа также имеет свой собственный стиль, свою главную тему. Ты видишь, как она отражается в каждой мысли, каждом поступке, каждом желании этой личности. Единственный абсолют, единственный императив этого существа. Годы изучения человека не расскажут тебе этого. Но расскажет его лицо. Чтобы описать личность, потребуются тома и тома. Но вспомни его лицо. Больше тебе ничего не понадобится.