Два дня она старалась заставить себя поверить, что сможет уехать отсюда. Она нашла старые путеводители в своем саквояже, изучила их, выбрала курорт, отель и конкретную комнату в этом отеле, выбрала поезд, на котором поедет, пароход и номер каюты. Она находила порочное удовольствие в этом занятии, так как знала, что не сможет отправиться в путешествие, понимала, что вернется в карьер.
Она находила порочное удовольствие в этом занятии, так как знала, что не сможет отправиться в путешествие, понимала, что вернется в карьер.
Доминик пошла в карьер через три дня. Она остановилась у края над тем местом, где он работал, и стояла, откровенно глядя на него. Когда он поднял голову, она не отвернулась. Ее взгляд говорил ему, что она понимает значение своего поступка, но не уважает его настолько, чтобы отказаться от него. По его взгляду она поняла — он знал, что она придет. Он склонился над молотком и продолжал работать. Она ждала. Она хотела, чтобы он поднял голову. Она знала, что он знает это. Но он больше не взглянул на нее.
Она стояла, наблюдая за его руками, ожидая момента, когда он дотронется до камня. Она забыла про молоток и динамит. Перед ней остался лишь гранит, который крушили его руки.
Она услышала, как управляющий приветствует ее, торопливо идя к ней по тропинке. Она повернулась к нему, когда он подошел.
— Мне нравится смотреть, как они работают, — объяснила она.
— Да уж, видок, не правда ли? — согласился управляющий. — Вон сейчас пойдут груженые вагонетки.
Она не смотрела на вагонетки. Она видела мужчину внизу, который смотрел на нее, она видела по его глазам, что он понимает, что она не хочет, чтобы он смотрел на нее в этот момент, и это было для нее оскорбительно. Она отвернула голову. Взгляд управляющего пробежал по площадке и остановился на человеке внизу.
— Эй, ты, там внизу! — крикнул он. — Тебе платят за то, чтобы ты работал, а не зевал!
Мужчина молча согнулся над молотком. Доминик громко рассмеялась. Управляющий сказал:
— У нас здесь грубый народ, мисс Франкон. У некоторых из них преступное прошлое.
— А вон тот мужлан? — спросила она, показав вниз.
— Ну, точно не могу сказать. Всех не упомнишь.
Она надеялась, что у него была судимость. Ей было интересно знать, секут ли заключенных в наше время. Она надеялась, что секут. При этой мысли у нее перехватило дыхание, как в детстве, во сне, когда она падала с высокой лестницы, и она почувствовала, как засосало под ложечкой.
Она резко повернулась и ушла из карьера.
Она вернулась туда лишь много дней спустя. Она увидела его внезапно — прямо перед собой, на плоском камне сбоку от тропинки. Она резко остановилась. Ей не хотелось подходить слишком близко. Было странно видеть его так близко, не имея тех преимуществ, которые давало расстояние.
Он стоял, глядя ей прямо в лицо. Их взаимопонимание было унизительно в своей полноте — ведь они до сих пор не обменялись и парой слов. Она уничтожила это ощущение, заговорив.
— Почему вы всегда так смотрите на меня? — спросила она резким тоном и с облегчением подумала, что слова — лучшее средство отчуждения. Словами она отрекалась от всего, что было понятно им обоим. Мгновение он стоял молча и глядел на нее. Она почувствовала ужас при мысли, что он не ответит и своим молчанием даст ей понять, что никакой ответ не нужен. Но он ответил:
— По той же причине, что и вы.
— Я не знаю, о чем вы говорите.
— Если бы вы не знали, то были бы несколько сильнее удивлены и не так озлоблены, мисс Франкон.
— Так вы знаете мое имя?
— Вы достаточно громко рекламировали его.
— А вам бы не надо быть таким высокомерным. Я могу сделать так, что вас уволят в один момент, знаете ли!
Он повернул голову, выискивая кого-то среди людей внизу, и спросил:
— Позвать управляющего?
Она презрительно улыбнулась:
— Нет, конечно же, нет. Это было бы слишком просто. Но так как вы знаете, кто я, будет лучше, если вы перестанете смотреть на меня, когда я прихожу сюда. Это может быть неправильно понято.
— Я так не думаю.
Она отвернулась. Нужно было, чтобы голос звучал спокойно. Она посмотрела на каменные выступы и спросила:
— Как вам работается здесь? Не слишком тяжело?
— Ужасно тяжело!
— Вы устаете?
— Нечеловечески.
Нужно было, чтобы голос звучал спокойно. Она посмотрела на каменные выступы и спросила:
— Как вам работается здесь? Не слишком тяжело?
— Ужасно тяжело!
— Вы устаете?
— Нечеловечески.
— И как это проявляется?
— Я с трудом передвигаю ноги, когда кончается рабочий день. Ночью не могу пошевелить руками. Когда лежу в кровати, я могу пересчитать каждый мускул по количеству мест, которые болят.
Она вдруг поняла, что он рассказывает не о себе, он говорил о ней, говорил ей то, что она хотела услышать, и одновременно — что он знает, что она хочет услышать именно это.
Она почувствовала злость, приятную злость, холодную и целенаправленную. Она также почувствовала желание дотронуться своей кожей до его кожи, прижать свои голые руки к его рукам. Только это. Дальше желание не заходило. Она тихо спросила:
— Вам здесь не место, не так ли? Вы говорите не как рабочий. Кто вы такой?
— Электрик. Водопроводчик. Штукатур и многое другое.