— Будь королевой скота, — сказал Уэб, — и забудь обо всем, если можешь.
Я был паршивым койотом.
— Тс-с! — снова сказала, Санта, положив пальчик на его губы. — Здесь
больше нет королевы. Ты знаешь, кто я? Я — Санта Игер, первая леди
королевской опочивальни. Иди сюда.
Она потащила его с галереи в комнату направо. Здесь стояла колыбель, и
в ней лежал инфант-красный, буйный, лепечущий, замечательный инфант,
нахально плюющий на весь мир.
— На этом ранчо нет королевы, — повторила Санта. — Взгляни на короля. У
него твои глаза, Уэб. На колени и смотри на его высочество.
Но на галерее послышалось звяканье шпор, и опять появился Бэд Тэрнер с
тем же самым вопросом, с каким приходил он без малого год назад.
— Привет! Скот уже на дороге. Гнать его к Барберу или…
Он увидел Уэба и замолк с открытым ртом.
— Ба-ба-ба-ба-ба-ба, — закричал король в своей люльке, колотя кулачками
воздух.
— Слушайся своего хозяина, Бэд, — сказал Уэб Игер с широкой усмешкой,
как сказал это год назад.
Вот и все. Остается упомянуть, что когда старик Куин, владелец ранчо
Сэко, вышел осмотреть стадо сэссекского скота, который он купил на ранчо
Нопалито, он спросил своего нового управляющего:
— Какое клеймо на ранчо Нопалито, Уилсон?
— Х-черта-У, — сказал Уилсон.
— И мне так казалось, — заметил Куин. — Но взгляни на эту белую телку.
У ней другое клеймо сердце и в нем — крест. Что это за клеймо?
—————————————————
1) — Приятели (испан.).
2) — Время бежит (лат.).
3) — По установленному обычаю (лат.).
4) — Ковбой (испан.).
Выкуп
Перевод М. Урнова
Я и старикашка Мак Лонсбери, мы вышли из этой игры в прятки с маленькой
золотоносной жилой, заработав по сорок тысяч долларов на брата. Я говорю
«старикашка» Мак, но он не был старым. Сорок один, не больше. Однако он
всегда казался стариком.
— Энди, — говорит мне Мак, — я устал от суеты. Мы с тобой здорово
поработали эти три года. Давай отдохнем малость и спустим лишние деньжонки.
— Предложение мне по вкусу, — говорю я. — Давай станем на время
набобами и попробуем, что это за штука. Но что мы будем делать проедемся к
Ниагарскому водопаду или будем резаться в «фараон»?
— Много лет, — говорит Мак, — я мечтал, что если у меня будут лишние
деньги, я сниму где-нибудь хибарку из двух комнат, найму повара-китайца и
буду себе сидеть в одних носках и читать «Историю цивилизации» Бокля.
— Ну что ж, — говорю я, — приятно, полезно и без вульгарной помпы.
Пожалуй, лучшего помещения денег не придумаешь. Дай мне часы с кукушкой и
«Самоучитель для игры на банджо» Сэпа Уиннера, и я тебе компаньон.
Через неделю мы с Маком попадаем в городок Пинья, милях в тридцати от
Денвера, и находим элегантный домишко из двух комнат, как раз то, что нам
нужно. Мы вложили в городской банк вагон денег и перезнакомились со всеми
тремястами сорока жителями города. Китайца, часы с кукушкой, Бокля и
«Самоучитель» мы привезли с собой из Денвера, и в нашей хибарке сразу стало
уютно, как дома.
Не верьте, когда говорят, будто богатство не приносит счастья.
Посмотрели бы вы, как старикашка Мак сидит в своей качалке, задрав ноги в
голубых нитяных носках на подоконник, и сквозь очки поглощает снадобье
Бокля, — это была картина довольства, которой позавидовал бы сам Рокфеллер.
А я учился наигрывать на банджо «Старичина-молодчина Зип», и кукушка вовремя
вставляла свои замечания, и А-Син насыщал атмосферу прекраснейшим ароматом
яичницы с ветчиной, перед которым спасовал бы даже запах жимолости. Когда
становилось слишком темно, чтобы разбирать чепуху Бокля и закорючки
«Самоучителя», мы с Маком закуривали трубки и толковали о науке, о добывании
жемчуга, об ишиасе, о Египте, об орфографии, о рыбах, о пассатах, о выделке
кожи, о благодарности, об орлах и о всяких других предметах, относительно
которых у нас прежде никогда не хватало времени высказывать свое мнение.
Как-то вечером Мак возьми да спроси меня, хорошо ли я разбираюсь в
нравах и политике женского сословия.
— Кого ты спрашиваешь! — говорю я самонадеянным тоном. — Я знаю их от
Альфреда до Омахи (1). Женскую природу и тому подобное, — говорю я, — я
распознаю так же быстро, как зоркий осел — Скалистые горы. Я собаку съел на
их увертках и вывертах…
— Понимаешь, Энди, — говорит Мак, вроде как вздохнув, — мне совсем не
пришлось иметь дело с их предрасположением. Возможно, и во мне взыграла бы
склонность обыграть их соседство, да времени не было. С четырнадцати лет я
зарабатывал себе на жизнь, и мои размышления не были обогащены теми
чувствами, какие, судя по описаниям, обычно вызывают создания этого пола.
Иногда я жалею об этом, — говорит Мак.
— Женщины — неблагоприятный предмет для изучения, — говорю я, — и все
это зависит от точки зрения. И хотя они отличаются друг от друга в
существенном, но я часто замечал, что они как нельзя более несходны в
мелочах.
— Кажется мне, — продолжает Мак, — что гораздо лучше проявлять к ним
интерес и вдохновляться ими, когда молод и к этому предназначен. Я прозевал
свой случай. И, пожалуй, я слишком стар, чтобы включить их в свою программу.
— Ну, не знаю, — говорю я ему, — может, ты отдаешь предпочтение бочонку
с деньгами и полному освобождению от всяких забот и хлопот. Но я не жалею,
что изучил их, — говорю я. — Тот не даст себя в обиду в этом мире, кто умеет
разбираться в женских фокусах и увертках.
Мы продолжали жить в Пинье, нам нравилось это местечко.