У нее был тот
озабоченный взгляд, который бывает у женщины, когда она опаздывает к обеду
или чувствует, что у нее сзади расстегнулась юбка.
Было что-то вроде одиннадцати часов. Мы сидели в нашей потерпевшей
крушение каюте, молчаливые и угрюмые. Я откидывал мои мозги от съестных тем,
но они шлепались обратно на то же место, прежде чем я успевал укрепить их в
другой позиции. Я думал обо всех вкусных вещах, о которых когда-либо слышал,
Я углубился в мои детские годы и с пристрастием и почтением вспоминал
горячий бисквит, смоченный в патоке, и ветчину под соусом. Потом я поехал
дальше по своей жизни останавливаясь на свежих и моченых яблоках, оладьях и
кленовом сиропе, на маисовой каше, на жареных по-виргииски цыплятах, на
вареной кукурузе, свиных котлетах и на пирогах с бататами, и кончил
бруисвикским рагу, которое является высшей точкой всех вкусных вещей, потому
что заключает в себе все вкусные вещи.
Говорят, перед утопающим проходит панорама всей его жизни. Может быть.
Но когда человек голодает, перед ним встают духи всех съеденных им в течение
жизни блюд. И он изобретает новые блюда, которые создали бы карьеру повару.
Если бы кто- нибудь потрудился собрать предсмертные слова людей, умерших от
голода, он, вероятно, обнаружил бы в них мало чувства, но зато достаточно
материала для поваренной книги, которая разошлась бы миллионным тиражом.
По всей вероятности, эти кулинарные размышления совсем усыпили мой
мозг. Без всякого на то намерения я вдруг громко обратился к воображаемому
официанту:
— Нарежьте потолще и прожарьте чуть-чуть, а потом залейте яйцами —
шесть штук, и с гренками.
Мэйми быстро повернула голову. Глаза ее сверкали она улыбнулась.
— Для меня среднеподжареиный, — затараторила она, — и с картошкой и три
яйца. Ах, Джефф, вот было бы замечательно, правда? И еще я взяла бы цыпленка
с рисом, крем с мороженым и…
— Легче! — перебил я ее. — А где пирог с курицей печенкой, и почки сотэ
на крутонах, и жареный молодой барашек, и…
— О, — перебила меня Мэйми, вся дрожа, — с мятным соусом… И салат с
индейкой, и маслины, и тарталетки с клубникой, и…
— Ну, ну, давайте дальше, — говорю я. — Не забудьте жареную, тыкву, и
сдобные маисовые булочки, и яблочные пончики под соусом, и круглый пирог с
ежевикой…
Да, в течение десяти минут мы поддерживали этот ресторанный диалог. Мы
катались взад и вперед по магистрали и по всем подъездным путям съестных
тем, и Мэйми заводила, потому что она была очень образована насчет всяческой
съестной номенклатуры, а блюда, которые она называла, все усиливали мое
тяготение к столу. Чувствовалось, что Мэйми будет впредь на дружеской ноге с
продуктами питания и что она смотрит на предосудительную способность
поглощать пищу с меньшим презрением, чем прежде.
— Утром мы увидели, что вода спала. Я запряг лошадей, и мы двинулись в
путь, шлепая по грязи, пока не наткнулись на потерянную нами дорогу.
Мы
ошиблись всего на несколько миль, и через два часа уже были в Оклахоме.
Первое, что мы увидели в городе, это была большая вывеска ресторана, и мы
бегом бросились туда. Я сижу с Мэйми за столом, между нами ножи, вилки,
тарелки, а на лице у нее не презрение, а улыбка — голодная и милая.
Ресторан был новый и хорошо поставленный. Я процитировал официанту так
много строк из карточки, что он оглянулся на мой фургон, недоумевая, сколько
же еще человек вылезут оттуда.
Так мы и сидели, а потом нам стали подавать. Это был банкет на
двенадцать персон, но мы и чувствовали себя, как двенадцать персон. Я
посмотрел через стол на Мэйми и улыбнулся, потому что вспомнил кое-что.
Мэйми — смотрела на стол, как мальчик смотрит на свои первые часы с
ключиком. Потом она посмотрела мне прямо в лицо, и две крупных слезы
показались у нее на глазах. Официант пошел на кухню за пополнением.
— Джефф, — говорит она нежно, — я была глупой девочкой. Я неправильно
смотрела на вещи. Я никогда раньше этого не испытывала. Мужчины чувствуют
такой голод каждый день, правда? Они большие и сильные, и они делают всю
тяжелую работу, и они едят вовсе не для того, чтобы дразнить глупых
девушек-официанток, правда? Вы раз сказали,.. то есть… вы спросили меня…
вы хотели… Вот что Джефф, если вы еще хотите… я буду рада… я хотела бы
чтобы вы всегда сидели напротив меня за столом. Теперь дайте мне еще
что-нибудь поесть, и скорее, пожалуйста.
— Как я вам и докладывал, — закончил Джефф Питерс, — женщине нужно
время от времени менять свою точку зрения. Им надоедает один и тот же вид —
тот же обеденный стол, умывальник и швейная машина. Дайте им хоть какое-то
разнообразие — немножко путешествий, немножко отдыха, немножко дурачества
вперемежку с трагедиями домашнего хозяйства, немножко ласки после семейной
сцены, немножко волнения и тормошни — и, уверяю вас, обе стороны останутся в
выигрыше.
Яблоко сфинкса
Перевод М. Урнова
Отъехав двадцать миль от Парадайза и не доезжая пятнадцати миль до
Санрайз-Сити, Билдед Роз, кучер дилижанса, остановил свою упряжку. Снег
валил весь день. Сейчас на ровных местах он достигал восьми дюймов Остаток
дороги, ползущей по выступам рваной цепи зубчатых тор, был небезопасен и
днем. Теперь же, когда снег и ночь скрыли все ловушки, ехать дальше и думать
было нечего, — так заявил Билдед Роз. Он остановил четверку здоровенных
лошадей и высказал пятерке пассажиров выводы своей мудрости.
Судья Менефи, которому мужчины, как на подносе, преподнесли руководство
и инициативу, выпрыгнул из кареты первым. Трое его попутчиков, вдохновленные
его примером, последовали за ним, готовые разведывать, ругаться,
сопротивляться, подчиняться, вести наступление — в зависимости от того, что
вздумается их предводителю.