Сердце запада

Я пас тогда скот у старика Билла Туми на Сан-Мигуэле.

Что ж, я, пожалуй, расскажу тебе.

Я пас тогда скот у старика Билла Туми на Сан-Мигуэле. Однажды мне
страсть как захотелось пожевать какой-нибудь такой консервированной
кормежки, которая никогда не мычала, не блеяла, не хрюкала и не отмеривалась
гарнцами. Ну я вскакиваю на свою малышку и лечу в лавку дядюшки Эмсли
Телфэра у Пимиентской переправы через Нуэсес.
Около трех пополудни я накинул поводья на сук мескита и пешком прошел
последние двадцать шагов до лавки дядюшки Эмсли. Я вскочил на прилавок и
объявил ему, что, по всем приметам, мировому урожаю фруктов грозит гибель.
Через минуту я имел мешок сухарей, ложку с длинной ручкой и по открытой
банке абрикосов, ананасов, вишен и сливы, а рядом трудился дядюшка Эмсли,
вырубая топориком желтые крышки. Я чувствовал себя, как Адам до скандала с
яблоком, вонзал шпоры в прилавок и орудовал своей двадцатичетырехдюймовой
ложкой, как вдруг посмотрел случайно в окно на двор дома дядюшки Эмсли
находившегося рядом с лавкой.
Там стояла девушка, неизвестная девушка в полном снаряжении; она
вертела в руках крокетный молоток и изучала мой способ поощрения
фруктово-консервной промышленности.
Я скатился с прилавка и сунул лопату дядюшке Эмсли.
— Это моя племянница, — сказал он. — Мисс Уиллела Лирайт, приехала
погостить из Палестины. — Хочешь, я тебя познакомлю?
«Из святой земли, — сказал я себе, и мои мысли сбились в кучу, как
овцы, когда их загоняешь в корраль. А почему нет? Ведь были же ангелы в
Палес…» — Конечно, дядюшка Эмсли, — сказал я вслух, — мне было бы страшно
приятно познакомиться с мисс Лирайт.
Тогда дядюшка Эмсли вывел меня во двор и представил нас друг другу.
Я никогда не был робок с женщинами. Я никогда не мог понять, почему это
некоторые мужчины, способные в два счета укротить мустанга и побриться в
темноте, становятся вдруг паралитиками и черт знает как потеют и заикаются,
завидев кусок миткаля, обернутый вокруг того, вокруг чего ему полагается
быть обернутым. Через восемь минут я и мисс Уиллела дружно гоняли крокетные
шары, будто двоюродные брат и сестра. Она съязвила насчет количества
уничтоженных мною фруктовых консервов, а я, не очень смущаясь, дал сдачи,
напомнив как некая особа, по имени Ева, устроила сцену из-за фруктов на
первом свободном пастбище… «кажется, в Палестине, не правда ли?» — говорю
я этак легко и спокойно, словно заарканиваю однолетку.
Таким вот манером я сразу расположил к себе мисс Уиллелу Лирайт, и чем
дальше, тем наша дружба становилась крепче. Она проживала на Пимиентской
переправе ради поправления здоровья, очень хорошего, и ради климата, который
был здесь жарче на сорок процентов, чем в Палестине.
Сначала я наезжал повидать ее раз в неделю, а потом рассчитал, что если
я удвою число поездок, то буду видеться с ней вдвое чаще.

Сначала я наезжал повидать ее раз в неделю, а потом рассчитал, что если
я удвою число поездок, то буду видеться с ней вдвое чаще.
Как-то на одной неделе я выкроил время для третьей поездки. Вот тут-то
и втесались в игру блинчики и красноглазый овчар.
Сидя в тот вечер на прилавке, с персиком и двумя сливами во рту, я
спросил дядюшку Эмсли, что поделывает мисс Уиллела.
— А она, — говорит дядюшка Эмсли, — поехала покататься с Джексоном
Птицей, овцеводом из лощины Шелудивого Осла.
Я проглотил персиковую косточку и две сливовых. Наверное, кто-нибудь
держал прилавок под уздцы, когда я слезал. А потом я вышел и направился по
прямой пока не уперся в мескит, где был привязан мой чалый.
— Она поехала кататься, — прошептал я в ухо своей малышке, — с
Птицсоном Джеком, Шелудивым Ослом из Овцеводной лощины, понимаешь ты это,
друг с копытами?
Мой чалый заплакал на свой манер. Это был ковбойский конь, и он не
любил овцеводов.
Я вернулся и спросил дядюшку Эмсли: «Так ты сказал — с овцеводом?»
— Я сказал — с овцеводом, — повторил дядюшка Эмсли. — Ты, верно, слышал
о Джексоне Птице. У него восемь участков пастбища и четыре тысячи голов
лучших мериносов к югу от северного полюса.
Я вышел, сел на землю в тени лавки и прислонился к кактусу.
Безрассудными руками я сыпал за голенища песок и произносил монологи по
поводу птицы из породы Джексонов.
За свою жизнь я не изувечил ни одного овцевода я не считал это
необходимым. Как- то я повстречал одного, он ехал верхом и читал латинскую
грамматику, — так я его пальцем не тронул. Овцеводы никогда особенно не
раздражали меня, не то что других ковбоев. Очень мне нужно уродовать и
калечить плюгавцев, которые едят за столом, носят штиблеты и говорят с тобою
на всякие темы. Пройдешь, бывало, мимо и поглядишь, как на кролика, еще
скажешь что-нибудь приятное и потолкуешь насчет погоды, но, конечно, никаких
распивочных и навынос не было. Вообще я не считал нужным с ними связываться.
Так вот потому, что по доброте своей я давал им дышать, один такой
разъезжает теперь с мисс Уиллелой Лирайт.
За час до заката они прискакали обратно и остановились у ворот дядюшки
Эмсли. Овечья особа, помогла Уиллеле слезть, и некоторое время они постояли,
перебрасываясь игривыми и хитроумными фразами. А потом окрыленный Джексон
взлетает в седло, приподнимает шляпу-кастрюльку и трусят в направлении
своего бараньего ранчо. К тому времени я вытряхнул песок из сапог и
отщепился от кактуса. Он не отъехал и полмили от Пимиенты, когда я
поравнялся с ним на моем чалом.
Я назвал этого овчара красноглазым, но это не верно. — Его зрительное
приспособление было довольно серым, но ресницы были красные, а волосы рыжие,
оттого он и казался красноглазым.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47