Через несколько минут доктор бодрым шагом вышел из комнаты Мак-Гайра.
— Ваш малый, — сказал он Рейдлеру, — здоровее меня. Легкие у него
чисты, как только что отпечатанный доллар. Пульс нормальный, температура и
дыхание тоже. Выдох — четыре дюйма. Ни малейших признаков заболевания.
Конечно, я не делал бактериологического анализа, но ручаюсь, что
туберкулезных бацилл у него нет. Можете поставить мое имя под диагнозом.
Даже табак и спертый воздух ему не повредили. Он кашляет? Так скажите ему,
что это не обязательно. Вас интересует, что можно для него сделать? Мой
совет — пошлите его ставить телеграфные столбы или объезжать мустангов. Ну,
наши лошади готовы. Счастливо оставаться, сэр. — И, как порыв живительного
освежающего ветра доктор помчался дальше.
Рейдлер сорвал листок с мескитового куста у перил и принялся задумчиво
жевать его.
Приближался сезон клеймения скота, а на следующее утро. Росс Харгис,
старший загонщик, собрал во дворе ранчо два с половиной десятка своих ребят,
чтобы отбыть с ними в лагерь Сан-Карлос, где должны были начаться работы. В
шесть часов лошади были оседланы, провизия погружена в фургон, и ковбои один
за другим уже вскакивала в седла, когда Рейдлер попросил их немного
обождать. Мальчик- конюх подвел к воротам еще одну взнузданную и оседланную
лошадь. Рейдлер направился к комнате Мак-Гайра и широко распахнул дверь.
Мак-Гайр, неодетый, лежал на койке и курил.
— Подымайся! — сказал скотовод, и голое его прозвучал отчетливо и
резко, как медь охотничьего рога.
— Что такое? — оторопело спросил Мак-Гайр.
— Вставай и одевайся. Я бы мог терпеть в своем доме гремучую змею, но
обманщику здесь не место. Ну! Сколько раз повторять! — Схватив Мак-Гайра за
шиворот, он стащил его с постели.
— Послушайте, приятель! — в бешенстве вскричал Мак-Гайр. — Вы что —
белены объелись? Я же болен — не видите. Что ли? Я подохну, если сдвинусь с
места! Что я вам сделал? Разве я просил?.. — захныкал он было на привычный
лад.
— Одевайся! — сказал Рейдлер, повысив голос.
Путаясь в одежде, бормоча ругательства и не сводя изумленного взора с
грозной фигуры разъяренного скотовода, Мак-Гайр кое-как, дрожащими руками,
натянул на себя штаны и рубаху. Рейдлер снова схватил его за шиворот и
поволок через двор к привязанной у ворот лошади. Ковбои покачнулись в
седлах, разинув рты.
— Возьми с собой этого малого, — сказал Рейдлер, Россу Харгису, — и
приставь его к работе. Пусть работает, как надо, спит, где придется, и ест,
что дадут. Вы знаете, ребята, — я делал для него все, что мог, и делал от
души. Вчера лучший доктор из Сан-Антонио осмотрел его и сказал, что легкие у
него как у мула, и вообще он здоров как бык. Словом, поручаю его тебе, Росс.
Росс Харгис только хмуро улыбнулся в ответ.
— Вот оно что! — протянул Мак-Гайр, с какой-то странной усмешкой глядя
на Рейдлера.
Вчера лучший доктор из Сан-Антонио осмотрел его и сказал, что легкие у
него как у мула, и вообще он здоров как бык. Словом, поручаю его тебе, Росс.
Росс Харгис только хмуро улыбнулся в ответ.
— Вот оно что! — протянул Мак-Гайр, с какой-то странной усмешкой глядя
на Рейдлера. — Так старый филин сказал, что я здоров? Он сказал, что я
симулянт, так, что ли? А вы, значит, подослали его ко мне? Вы думали, что я
прикидываюсь? Я, по-вашему, обманщик. Послушайте, приятель, я часто был
груб, я знаю, но ведь это только так…. Если бы вы побывали хоть раз в моей
шкуре… Да, я позабыл.., Я же здоров… Так сказал старый филин. Ладно,
дружище, я отработаю вам. Вот когда вы со мной посчитались!
Легко, как птица, он взлетел в седло, схватил хлыст, положенный на
луку, и стегнул коня. «Сверчок», который на скачках в Хоторне привел
когда-то «Мальчика» первым к финишу, повысив выдачу до десяти к одному снова
вдел ногу в стремя.
Мак-Гайр был впереди, когда кавалькада, вылетев за ворота, взяла
направление на Сан-Карлос, и вдогонку ему неслось, одобрительное гиканье
ковбоев, скакавших в поднятых им клубах пыли. Но, не покрыв и мили, он стал
отставать и уже плелся в хвосте, когда всадники, миновав выгоны, продолжали
путь среди высоких зарослей чапарраля. Заехав в чащу, он натянул поводья и,
вытащив платок, прижал его к губам. Платок окрасился алой кровью. Он
забросил его в колючие кусты и, прохрипев своему удивленному коню «катись!»
— поскакал следом за ковбоями.
Вечером Рейдлер получил письмо из своего родного городка в Алабаме.
Умер один из его родственников, и Рейдлера просили приехать, чтобы принять
участие в дележе наследства. На рассвете он уже катил в своей таратайке по
прерии, спеша на станцию.
Домой он возвратился только через два месяца. Усадьба опустела — он
застал там одного Иларио, который в его отсутствие присматривал за домом.
Юноша стал рассказывать ему, как шли дела пока хозяин был в отлучке. С
клеймением скота еще не управились, сказал он. Было много ураганов, скот
разбегался, и клеймение подвигается туго. Лагерь сейчас в долине Гвадалупы —
в двадцати милях от усадьбы.
— Да, между прочим, — сказал Рейдлер, внезапно припомнив что-то. — Как
этот парень, которого я отправил с ребятами в лагерь, Мак-Гайр? Работает он?
— Не знаю, — отвечал Иларио. — Ковбои редко заглядывают теперь на
ранчо. Очень много хлопот с молодыми телятами. Нет, ничего про него не
слыхал. Верно, его уже давно нет в живых.
— Что ты мелешь! — сказал Рейдлер. — Как это — нет в живых?
— Очень, очень он был плох, этот Мак-Гайр, — сказал Иларио, пожимая
плечами, — Я знал, что ему не прожить и месяца, когда он уезжал отсюда.
— Вздор! — проворчал Рейдлер. — Я вижу, он я тебя одурачил. Доктор
осмотрел его и сказал, что он здоров, как мескитовая коряга.
— Это он так сказал? — спросил Иларио, ухмыляясь.