Не один час провел он под
виргинским дубом, сплетая в жгут тонкие ремешки и приращивал к своему кнуту
конец, пока в руках у него не оказался бич такой длины, что им можно было
сбить листок с дерева на расстоянии двадцати футов. Ибо сверкающие глаза
юных обитателей Санта-Розы давно уже следили за созреванием клубники, и
Сухой Лог вооружался против ожидаемых набегов. Не так он лелеял
новорожденных ягнят в свои овцеводческие дни, как теперь свои драгоценные
ягоды, охраняя их от голодных волков, которые свистали, орали, играли в
шарики и запускали хищные взгляды сквозь изгородь, окружавшую владения
Сухого Лога.
В соседнем доме проживала вдова с многочисленным потомством — его-то
главным образом и опасался наш садовод. В жилах вдовы текла испанская кровь,
а замуж она вышла за человека по фамилии О’Брайн. Сухой Лог был знатоком по
части скрещивания пород и предвидел большие неприятности от отпрысков этого
союза.
Сады разделяла шаткая изгородь, увитая вьюнком и плетями дикой тыквы. И
часто Сухой Лог видел, как в просветы между кольями просовывалась то одна,
то другая маленькая голова с копной черных волос и горящими черными глазами,
ведя счет краснеющим ягодам.
Однажды под вечер Сухой Лог отправился на почту. Вернувшись, он увидел,
что сбылись худшие его опасения — потомки испанских бандитов и ирландских
угонщиков скота всей шайкой учинили налет на клубничные плантации.
Оскорбленному взору Сухого Лога представилось, что их там полным-полно, как
овец в загоне; на самом деле их было пятеро или шестеро. Они сидели на
корточках между грядками, перепрыгивали с места на место, как жабы, и молча
и торопливо пожирали отборные ягоды.
Сухой Лог неслышно отступил в дом, захватил свой кнут и ринулся в атаку
на мародеров. Они и оглянуться не успели, как ременный бич обвился вокруг
ног десятилетнего грабителя, орудовавшего ближе всех к дому. Его
пронзительный визг послужил сигналом тревоги — все кинулись к изгороди, как
вспугнутый в чапаррале выводок кабанов. Бич Сухого Лога исторг у них на пути
еще несколько демонских воплей, а затем они нырнули под обвитые зеленые
жерди и исчезли.
Сухой Лог, не столь легкий на ногу, преследовал их до самой изгороди,
но где же их поймать. Прекратив бесцельную погоню, он вышел из-за кустов — и
вдруг выронил кнут и застыл на месте, утратив дар слова и движения, ибо все
наличные силы его организма ушли в этот миг на то, чтобы кое-как дышать и
сохранять равновесие.
За кустом стояла Панчита О’Брайан, старшая из грабителей, не
удостоившая обратиться в бегство. Ей было девятнадцать лет, черные как ночь
кудри спутанным ворохом спадали ей на спину, перехваченные алой лентой. Она
ступила уже на грань, отделяющую ребенка от женщины, но медлила ее
перешагнуть; детство еще обнимало ее и не хотело выпустить из своих объятий.
Секунду она с невозмутимой дерзостью смотрела на Сухого Лога, затем у
него на глазах прикусила белыми зубами сочную ягоду и не спеша разжевала.
Секунду она с невозмутимой дерзостью смотрела на Сухого Лога, затем у
него на глазах прикусила белыми зубами сочную ягоду и не спеша разжевала.
Затем повернулась и медленной, плавной походкой величественно направилась к
изгороди, словно вышедшая на прогулку, герцогиня. Тут она опять повернулась,
обожгла еще раз Сухого Лога темным пламенем своих нахальных глаз, хихикнула,
как школьница, и гибким движением, словно пантера, проскользнула между
жердями на ту сторону цветущей изгороди.
Сухой Лог поднял с земли свой кнут и побрел к дому. На кухонном крыльце
он споткнулся, хотя ступенек было всего две. Старуха мексиканка, приходившая
убирать и стряпать, позвала его ужинать. Не отвечая, он прошел через кухню,
потом через комнаты, споткнулся на ступеньках парадного крыльца, вышел на
улицу и побрел к мескитовой рощице на краю деревни. Там он сел на землю и
принялся аккуратно ощипывать колючки с куста опунции. Так он всегда делал в
минуты раздумья, усвоив эту привычку еще в те дни, когда единственным
предметом его размышлений был ветер, вода и шерсть.
С Сухим Логом стряслась беда — такая беда, что я советую вам, если вы
хоть сколько-нибудь годитесь еще в женихи, помолиться богу, чтобы она вас
миновала. На него накатило бабье лето.
Сухой Лог не знал молодости. Даже в детстве он был на редкость
серьезным и степенным. Шести лет он с молчаливым неодобрением взирал на
легкомысленные прыжки ягнят, резвившихся на лугах отцовского ранчо. Годы
юности он потратил зря. Божественное пламя, сжигающее сердце, ликующая
радость и бездонное отчаяние, все порывы, восторги, муки и блаженства юности
прошли мимо него. Страсти Ромео никогда не волновали его грудь; он был
меланхолическим Жаком — но с более суровой философией, ибо ее не смягчала
горькая сладость воспоминаний, скрашивавших одинокие дни арденнского
отшельника. А теперь, когда на Сухого Лога уже дышала осень,
один-единственный презрительный взгляд черных очей Панчиты О’Брайан овеял
его вдруг запоздалым и обманчивым летним теплом.
Но овцевод — упрямое животное. Сухой Лог столько перенес зимних бурь,
что не согласен был теперь отвернуться от погожего летнего дня, мнимого или
настоящего. Слишком стар? Ну, это еще посмотрим.
Со следующей почтой в Сан-Антонио был послан заказ на мужской костюм по
последней моде со всеми принадлежностями: цвет и покрой по усмотрению моды,
цена безразлична. На другой день туда же отправился рецепт восстановителя
для волос, вырезанный из воскресной газеты, ибо выгоревшая на солнце
рыжевато- каштановая шевелюра Сухого Лога начинала уже серебриться на
висках.
— Целую неделю Сухой Лог просидел дома, не считая частых вылазок против
юных расхитителей клубники. А затем, по прошествии еще нескольких дней, он
внезапно предстал изумленным взглядам обитателей Санта-Розы во всем
горячечном блеске своего осеннего безумия.