Аналогия не оправдалась. Новому «Алладину» удалось лишь отчасти снизить активность феномена. Зато уже через три года «Алладин» превратился в самостоятельную организацию, активно накапливающую информацию и научные технологии и не намеренную делиться этими накоплениями с кем бы то ни было. Международный центр, частью которого был «Алладин», сам стал придатком собственного подразделения. Не удивительно. У кого сила, тот и командует.
А потом случилась история с «трехглазым пессимистом», пришельцем непонятно откуда, обладавшим «замечательной» способностью вызывать у тех, кто вступал с ним в непосредственный контакт, непреодолимое желание покончить с собой. Единственным исключением из этого правила оказался майор Грива. То есть я. В результате нашего общения с «пессимистом» с собой покончил «пессимист».
— Он мертв, — сказал Хокусай. — Но при этом в теле его не наблюдается никаких признаков разложения. Сначала мы держали его в капсуле, потом — в аргоне, а сейчас он хранится в обычной воздушной среде — и никаких изменений. Хотя в том, что он мертв, у наших ученых нет никаких сомнений.
— Может ли умереть тот, кто не рождался… — пробормотал я.
— Что? — переспросил Хокусай.
— Ничего, это я так, себе. Продолжайте, Танимура-сан, прошу вас.
А «ифрит» тем временем преподнес человечеству новый неприятный сюрприз: феномен немотивированной агрессии. Именно мне принадлежала сомнительная честь обратить внимание общественности на это явление, поскольку я стал объектом этой агрессии. К счастью — только объектом, а не «инфицированным».
К счастью — только объектом, а не «инфицированным». Страшно представить, что мог бы сотворить человек с моей подготовкой. Но — Бог миловал.
Позже возникла гипотеза о том, что эта новая беда как-то связана с «пессимистом», а еще через некоторое время наш математический гений Колосов просчитал ближайшие перспективы человечества, и перспективы эти оказались очень печальными. Тогда и начал разрабатываться некий проект, безумная помесь аналоговой магии и передовой науки. Итогом его была пирамида, набитая «умным железом». А внутри пирамиды, как положено, — свой мертвец. С тремя глазницами. И я — храбрый парень, которого приправленная суевериями наука должна была забросить в прошлое, на предполагаемую родину «пессимиста», чтобы я поискал там корни «ифрита» и спас от грядущих бедствий нашу славную планету.
Я вспомнил себя, бодрого майора Гриву, в окружении «генералов». Последние напутствия руководителя проекта доктора Праччимо:
Д-р П.: Надеемся на тебя.
Я: Постараюсь оправдать. Не забудьте вытащить меня через год.
Д-р П.: Не забудем. А ты уж постарайся, чтобы это был ты, а не куча старого львиного дерьма. Нас всех это очень огорчит.
Я: Сделаю всё, чтобы не огорчить вас, док. Слово офицера!
Похоже, я все-таки огорчил умного доктора Праччимо. Вернуться-то вернулся, но — с пустым клювиком.
Когда Хокусай закончил свой рассказ, я вспомнил практически всё… До того момента, как меня «выдернуло» из нашего времени. На этом связные воспоминания кончались и начинался… Бред? Какие-то чудовища… Оборотень… Пантера… Или гиена? Белый человек с разбитой головой… Черный человек, выедающий мозг убитого… Кровь… Очень много крови… Я убивал… Меня… Меня тоже убивали… Пытались убить… Фрагменты, фрагменты… И — слепые пятна. Кто-то по-хозяйски распоряжался в моем мозгу. Прятал, закрывал доступ, маскировал спрятанное ошметками воспоминаний. Настоящих или ложных?
Я закрываю глаза. Мой мозг — мое главное оружие. Сейчас оно забито песком, изгажено, не только бесполезно, но и опасно. Его следует разобрать, вычистить, проверить, каких деталей не хватает…
Я открываю глаза.
— Тебе принесут поесть, — говорит Хокусай. — Отдохни, успокойся, постарайся больше не буйствовать, господа медики и так перепуганы.
— Я буйствовал?
Ну-ка, ну-ка… С этого места подробнее…
— У тебя были сломаны нога, рука и два ребра. И вывихнута лодыжка. Только поэтому ты никого не убил. Потом ты впал в кому.
— Сколько это длилось?
— Шесть дней.
— Сколько?!
— Шесть дней, — Хокусай невозмутим.
— И мои переломы…
— Твои переломы срослись через три дня.
— Круто. Новые стимуляторы?
— Нет. Ты сам.
— Как?
Хокусай пожимает плечами. Я чувствую: он что-то недоговаривает. И, кажется, он меня боится… Специальный координатор Хокусай боится меня! Нет, вздор!
Я смотрю на обломки фиксаторов. Их было пять. Четыре на конечности и один поясной. Каждый рассчитан минимум на полтонны. Был рассчитан…
— Я не буду буйствовать. Обещаю.
— Уж постарайся. Газ на тебя не действует, а парализатор… Сам знаешь, это довольно неприятно, и ты еще не совсем здоров.
На этой бодрой ноте мы расстаемся.
На этой бодрой ноте мы расстаемся.
Вот такие дела, майор. Лучше не рыпайтесь. Поскольку дезактивировать вас с помощью паралитического газа не удастся, то по вашим нейронам в случае чего долбанут электромагнитным импульсом. А в башке у вас, сами знаете, и так…
Глава вторая
ЧЕРВЬ-ДРАКОН
Отдыхать и набираться сил Артёму не мешали целых два дня.
Собственно, уже на следующее утро Грива почувствовал себя достаточно хорошо и пожелал покинуть палату, но оказалось, что дверь заперта. В pacпopяжeнии Артёма были комната размером восемь на двенадцать шагов и санузел примерно втрое меньшей площади, достаточно комфортный, но почему-то без зеркал.