Так и вышло. Людоеды шарахнулись в стороны. Кто-то второпях метнул копье — в живот, на поражение. Я отбил в прыжке, сшиб косым ударом замешкавшегося людоеда. Еще один свалился сам, вопя от ужаса. Зато справа, под ноги мне полетела сеть. Я перепрыгнул через нее. И через «услужливо» сунутое под колени копье — тоже. В это мгновение мне даже показалось — прорвусь…
Но тут черные навалились все разом, кучей. Мое копье тут же «увязло» в чьем-то боку. В него сразу вцепился десяток рук, и минимум три дубины вознамерились проверить прочность моего черепа. Я увернулся почти без потерь, даже успел перехватить и отнять одну дубинку. Но тут же потерял. Слишком тесно стало вокруг. У меня оставались топорик и нож. Но — недолго. Нож почти сразу сломался. Топорик я тоже не удержал — рукоятка стала скользкой от крови. Но руки и ноги были при мне, и пользоваться я ими умел не в пример лучше дикарей. Главное — не дать себя свалить. Я ломал хватающие меня руки, подсекал и опрокидывал одних на других. Я ни о чем не думал, не чувствовал боли. Всё вокруг посветлело, темнота превратилась в сумрак. Словно я надел ноктовизор. Меня охватило восхитительное чувство мощи и неуязвимости. Я перебил бы их всех, если бы они вдруг не отпрянули от меня. Я зарычал. Наверное, в этот момент у меня была возможность убежать. Но я не хотел бежать, я хотел драться!
… Шаман! Я увидел его прямо посреди превращения. Его ноги и нижняя часть туловища оставались человеческими — худые голенастые ноги и плоский черный живот переходили в мощную, поросшую глянцевой черной шерстью килеподобную грудную клетку зверя, в покатые плечи и черные когтистые лапы. В следующий миг оборотень упал на четвереньки, разинул черную пасть и заревел. От этого рева меня шатнуло назад, но я тут же опомнился. Потому что видел, как «потекли» очертания его человеческих ног, сокращаясь, утолщаясь, наливаясь мощью…
Наверное, всё это было иллюзией. Ни в кого он не превращался, черный шаман каннибалов, но в тот момент я не был способен объективно мыслить. Я понял, что чувствует шакал, увидев надвигающегося льва.
Я не был шакалом. Я был таким же зверем. Но молодым, неопытным, щенком в сравнении с этой матерой тварью-шаманом. Одно хорошо. Я не впал в ступор. Не принял униженную позу, не пытался молить о пощаде и пресмыкаться. Я просто бросился наутек. Настолько быстро, насколько был способен.
Я не оглядывался. Я и без того знал, что «зверь» меня преследует. Но — не настигает. И не нестигнет, потому что я — проворней. Я бежал по саванне, и все окрестное зверье, настоящее зверье, уступало мне дорогу. Может, не мне, а тому, кто длинными прыжками мчался за мной… Но так и не догнал.
.. Но так и не догнал. Кошка есть кошка. Она не приспособлена для долгого бега. Даже оборотень. Вот если бы мои преследователь был волком…
Он уже давно отстал, потерялся в темноте, а я все еще продолжал бежать. Пробежал, наверное, километров двадцать.
Не чувствуя ног, ничего не чувствуя, кроме повисшего за спиной ужаса.
Остановился только тогда, когда на моем пути встали несколько человеческих фигур с копьями на изготовку.
У меня не осталось сил ни чтобы драться, ни чтобы бежать.
Последняя мысль, вспыхнувшая в моем угасающем сознании: неужели я бежал по кругу? Удара о землю я уже не почувствовал.
Глава тридцать вторая
СРЕДИ СВОИХ
Артём Грива
Они два дня несли меня на руках. Архо сказал: все это время я был в беспамятстве. Первые сутки лежал без движения. Вторые — бормотал и дергался: кошмарные видения одолевали меня. То есть я помнил, что это были кошмары, но содержания их в памяти не осталось. Не скажу, чтобы это меня особенно огорчило.
Очнулся я очень вовремя. Враг опять настигал. Третий переход стал бы роковым.
— Почему вы меня не оставили? — спросил я.
Архо не понял.
Бросить меня, чтобы спасти собственные жизни? Для него такого варианта просто не существовало. И нормальная арифметика моего времени: пожертвовать одним, чтобы спасти десятерых, — для Архо была абсурдом. Они не умели жертвовать своими. Для Архо и его соплеменников это было так же неприемлемо, как съесть своего родственника, чтобы утолить голод. Их самооверженность восхищала. Но я понимал, что с такой идеологией у них нет ни одного шанса выжить в мире, который обрушился на них.
Хотя кое-что они все-таки сделали. В отряде, который меня подобрал, не было ни детей, ни стариков. Не было женщин и подростков. Только мужчины. Двенадцать охотников. Шестерых я знал. Остальные были вабу.
Мне рассказали, что предводительствуемый шаманом отряд был не единственным, вторгшимся на их территорию. Похоже, весь «внешний мир» обрушился на маленький «Эдем». На семь селений Реки (что их было семь, я узнал только сейчас) беда обрушилась одновременно. Спастись удалось немногим. Те, кто пытался драться, погибли: нападавших было значительно больше. И они умели убивать не только дичь. Но у тех, кто бежал, тоже не было ни единого шанса. Они это понимали. Их настигли бы значительно раньше, если бы не мои диверсионные операции в тылу врага.
Мои усилия не пропали зря. Беглецы не просто выиграли время, но и сумели скрыть тот факт, что большая часть племени ушла на восток, прочь от речного берега. Как им удалось запутать черных следопытов, я так и не понял. Но узнал, что Батани и Хаала остались на скале именно для этого. А тут еще я подыграл. В общем, получилось. Теперь в отступающем отряде остались только проворные и сильные охотники. Остальные ушли от беды. И с ними моя Даша. Мне бы радоваться… Но радости не было. Мучило нехорошее предчувствие. Глупость, но я предпочел бы, чтобы она была сейчас рядом со мной, а не где-то в необъятных просторах африканской лесостепи. Людоеды шли за нами по пятам. Утром у меня была прекрасная возможность полюбоваться всей шайкой с расстояния примерно семи километров. Час не очень быстрого бега — и нас настигнут. Нет, теперь уже не настигнут. Моим друзьям больше нет необходимости тащить меня на себе. А значит, мы оторвемся. Эх, будь у нас хотя бы пяток арбалетов, я бы им устроил!