— Не могу сказать того же, — проворчал бывший специальный координатор. — Все очень, очень скверно, Артём. Говори свои условия. Мы примем любые.
— Никаких условий, Танимура-сан! Я же ваш должник! Просто расскажите, что произошло и чем я могу помочь.
— Произошло страшное, Артём, — Грива видел, что Хокусаю нелегко дается этот спокойный тон. — Мы должны были его уничтожить, — виноватым голосом произнес он. — Я должен был настоять… Я не сделал этого. Теперь он очнулся, Артём! Антарктической базы «Алладина» больше не существует.
— Не понял? А «Головастый»?
— «Головастый» либо заблокирован, либо уничтожен. Никакой связи с базой больше нет. Весь персонал мертв. Поступление информации прекратилось через четыре минуты после его пробуждения. Мы видели, что происходило на базе. Я просмотрел всё, кроме его записи.
— Почему — кроме?
— Ему больше не нужен прямой контакт, Артём. Восемь наших сотрудников, просмотревших запись пробуждения, покончили с собой.
— Я хочу видеть эту запись! — заявил Грива.
— Мы ее привезли, — с готовностью ответил Хокусай.
Грива активировал компьютер. Вложил в щель «таблетку» с записью. Помедлил немного… Все-таки это могли быть последние минуты его жизни.
«Царю Небесный, Утешителю.
«Царю Небесный, Утешителю. Душе истины, Иже везде сый и вся исполняли, Сокровище благих и жизни Подателю, прииди и вселися в ны, и очисти ны от всякия скверны. И спаси, Блаже, души наша…»
Раздался легкий хрустальный звон.
Грива открыл глаза.
Вызов. По закрытому правительственному каналу. Адресат не опознан.
Немного поколебавшись, Артём открыл доступ. Наверное, ему просто хотелось чуть-чуть отложить опасный просмотр.
На экране возникло бородатое лицо. Миша Лебедкин. Вернее, тот, кто скрывался под его именем. Парализованный китаец. Интересно, как…
— Здорово, Тёмка! — с бодростью, удивительной в парализованном человеке, сказал…
Черт! Это был настоящий Лебедкин.
— Мишаня, это ты? — Грива немного растерялся. — Живой?
— А почему я должен быть мертвым?
— Видишь ли, дорогой, — Грива уже взял себя в руки, — совсем недавно кое-кто, очень на тебя похожий, попытался меня прикончить.
— Разбудить, — сказал Лебедкин.
— Что?
— Если бы шифу хотел тебя прикончить, он бы так и сделал. Он хотел тебя разбудить. У него получилось?
— Затрудняюсь тебе ответить.
— А сам он что говорит?
— Он не говорит, — с долей сарказма ответил Артём. — Извини, дорогой, но я ему шею сломал.
— Вот даже как? — Миша Лебедкин ухватил себя за бороду, нахмурился. — Он жив?
— Жив. Насколько я знаю, его готовят к операции. Прогноз благоприятный…
— Никаких операций! — воскликнул Лебедкин. — Он — сам! Прикажи, чтобы его не трогали!
— Миша, я не собираюсь заниматься твоим шифу, — холодно произнес Грива. — Видишь ли, у меня есть другие дела…
— Какие дела! — перебил его Лебедкин. — Он тебя разбудил! Ты еще не понял?
— Как ты подключился к защищенному каналу? — спросил Грива.
— Это не важно! — отмахнулся Лебедкин. — Ты должен…
Что он должен, Грива узнавать не стал. Коснулся сенсора — и Лебедкин пропал.
Еще одно прикосновение — и на экране появилась знакомая комната-капсула, заполненная гелием. И стандартная больничная койка, на которой лежал он. Ничего не изменилось с тех пор, как Грива видел его в последний раз. Неподвижное тело. Два глаза закрыты, а третий закрывает фиксирующая повязка.
Артём испытал мгновенное облегчение от этой безмятежной картины…
А потом «картинка» на мониторе мгновенно изменилась. Узкое нечеловеческое лицо заполнило экран так внезапно, что Артём невольно отшатнулся. Но выпуклые жуткие глаза чужака «не отпустили» его. Сердце пропустило удар, когда Грива увидел, что его собственное лицо отражается в темно-зеленых зрачках чудовища.
Белое пламя…
Жил-был мастер. И жила-была птица. И влетела однажды птица в дом мастера, и заметалась по комнате, хлопая крыльями, сбрасывая рукописи и опрокидывая предметы. Однако мастер не стал ее ловить.
Подождал, пока птица оказалась напротив раскрытого окна, и громко хлопнул в ладоши. Испуганная птица метнулась прочь, в распахнутое окно — и обрела свободу.
«Спаси меня…» — прошептало чудовище.
«Спаси его…» — прошептал кто-то внутри Гривы.
Чудовищная боль — в двух зеленых глазах.
Чудовищная боль — в двух зеленых глазах. И бездна — в третьем, черном…
Грива коснулся сенсора, и лик чудовища исчез с экрана.
Но остался в сознании Артёма, запечатленный с голографической точностью.
— Ладно, — сказал Артём по-русски. — Уговорил, черт языкатый. Я лечу к тебе.
— Я — с тобой, — раздался за спиной мелодичный голос.
Грива обернулся, как ужаленный. Даша!
— Доброе утро, Артём.
— Доброе… Ты… Давно ты…
— Извини. Я думала, ты слышал, как я вошла, — виноватым голосом произнесла Даша.
— Ты… Ты его видела?
— Конечно, милый. В твоих снах.
— В моих… Что?
— В твоих снах, — повторила Даша с очаровательной улыбкой.
— Ты можешь видеть мои сны?
Воистину, сегодняшнее утро принесло Гриве много нового.
— Я — нет. Он — может, — Даша легонько коснулась живота. — Ты не знал? — И другим, озабоченным тоном: — Когда мы вылетаем? Я успею немного поплавать? Это полезно маленькому…