Тут Архо тронул Путу за руку — и Бегемот прикусил язык.
«Опять тайны, — подумал Грива. — Не слишком ли много тайн для одного дня?»
— А где Даша? — дипломатично поинтересовался Грива.
— Вон там, — махнул рукой Архо. — С матерью.
Артём посмотрел в указанном направлении и увидел Пангун, Фопара, Макана, мальчишек, помогавших оружейникам, и двух девушек, одной из которых была Даша.
А напротив этой группки расположились гости-вабу. И недобрый взгляд их предводителя был устремлен на Артёма.
Ладно, пускай смотрит — чай, не сглазит.
Появился Шадаква. Высокий, прямой, в длинном плаще из белого меха. Степенно двигаясь между двумя рядами сидящих, он зажег костры. Очень вовремя — через минуту стало совсем темно. Ночь наступила внезапно, как бывает в тропиках. И сразу над землей прокатился львиный рык. Грива невольно поежился. Вряд ли лев сунется в поселок, но рычание зверя пробуждало в нем некий инфернальный страх.
Шадаква остановился напротив их компании. Охотники тут же подвинулись, уступая старейшине место. Шадаква сел рядом с Гривой.
— Лев не придет сюда, — сказал он негромко, одному только Артёму.
До чего, однако, наблюдательный дед.
— А что будет, если он все-таки придет? — спросил Грива. — Придет ночью, когда мы спим?
— Когда ты спишь, — уточнил Шадаква. — Если лев придет, он будет убит. Возможно, кто-то из охотников тоже будет убит. Но это будешь не ты. Ты — гость.
— Позволь узнать, Шадаква, как ты объяснишь льву, что я — гость? — спросил Грива.
Никто не засмеялся его шутке. Ее как будто не услышали. Как будто Артём сказал какую-то бестактность.
«Ну и черт с вами», — подумал Грива. Если аборигены воспринимают каждое слово Шадаквы как откровение, это их трудности. Для рожденного в двадцать первом веке Гривы Шадаква — не более чем первобытный шаман. Примитивные эмпирические знания, слабенькая экстрасенсорика и здоровенная куча суеверий.
Над костром вились ночные насекомые. Мимо прошмыгнула крыса, своровавшая кусочек г'шатины.
.. А здоровенный предводитель вабу уже устроился рядом с Дашей и вещал что-то с самодовольным видом.
На Артёма никто не обращал внимания. Архо с Бегемотом обменивались короткими быстрыми фразами, смысл которых от Гривы ускользал. Шадаква жевал мясо, и жир тек по его бороде.
Грива еще раз посмотрел на Дашу. Даша слушала Ва-Багана весьма благосклонно.
А Грива чувствовал себя чужаком. Вроде бы это не должно было его задевать: он и есть чужак. Но — задевало.
«Что со мной творится? — подумал он. — Какие-то подростковые комплексы… Ну да, это не мой праздник. Не мой. И нечего мне тут делать!»
Артём ушел в хижину, улегся и велел себе: спать.
Но вместо этого ревниво прислушивался к голосам снаружи…
… До тех пор, пока полог не откинулся и в хижину не проскользнула Даша.
— Ар Том, ты заболел? — Девушка присела около его ложа.
— Нет, — ответил Грива. — Устал немного.
Дашины волосы белели в темноте. От нее пахло травами, юностью и чуть-чуть — пальмовым вином.
— Иди, веселись, — негромко произнес Грива. — Там тебя, наверное, ждут.
— Ждут, — согласилась Даша. — Ва-Баган. Но я не хочу туда. Я хочу быть здесь, с тобой.
— Хочешь, я сделаю так, что Ва-Баган не станет тебе докучать?
Девушка покачала головой.
— Не веришь, что я — могу? — Грива привстал, положил руку на ее обнаженное плечо.
«Да я из этой гориллы цыпленка табака сделаю!» — подумал он.
— Не трогай его, — попросила Даша. — Пожалуйста. Будет нехорошо. Я чувствую.
Грива молчал. Он тоже чувствовал, что будет нехорошо. Но был абсолютно уверен, что нехорошо будет не им с Дашей, а Ва-Багану.
«Самоуверенность — дурной советчик», — вспомнилось Гриве одно из высказываний Хокусая. Правда, сказано было не ему, а Рыжему…
— Я не пойду туда, — сказала Даша, снимая руку Гривы со своего плеча. — Я останусь с тобой. Только не прикасайся ко мне, пожалуйста.
— Хорошо, — без особого воодушевления согласился Грива.
Девушка опустилась на лежанку рядом с Артёмом. Потом тихонечко запела. В монотонной мелодии было что-то завораживающее. Грива не понимал ни слова. Если, конечно, это были слова, а не просто набор звуков.
Артём сам не заметил, как задремал. Проснулся от прикосновения. Это Даша положила ладошку на его запястье.
«Я обещал ее не трогать», — напомнил себе Грива.
Снаружи доносились звуки первобытной гульбы. Но они странным образом «огибали» сознание Артёма. Настоящий мир был здесь, внутри погруженной во тьму хижины.
Артём плыл в этой темноте, на границе сна и бодрствования, всё глубже погружаясь…
Сморщенное лицо Шадаквы тонуло в клубах дыма.
— Возьми эту женщину, — сказал Шадаква. — Возьми ее, если сможешь. Если она захочет.
— Она захочет! — Воскликнул Грива.
И не узнал своего голоса, потому что голос был совсем чужим. И говорил чужие слова. Но Грива почему-то понимал их очень хорошо.
— Д'ша! — проговорил он пылко. — Она предназначена мне. Только мне!
— Если это так, она будет твоей, — печально произнес Шадаква. — Если нет, тогда мы перестанет быть…
Артём проснулся мгновенно. Сразу же, как только полог, прикрывающий вход в хижину, приоткрылся, впустив внутрь слабое дуновение ночи.
Сразу же, как только полог, прикрывающий вход в хижину, приоткрылся, впустив внутрь слабое дуновение ночи. Кто-то вошел внутрь.
Человек.