Ага, нашего полку прибыло. Из правого коридора вывели еще двоих пленников. Грива узнал обоих: Гневный Буйвол и юный Прыгун. Выглядели парни скверно. Особенно Прыгун. Этого сопровождающие тащили волоком. Гневный Буйвол шел сам, но от него тоже осталась одна тень. Тот, кто недавно был могучим и гордым охотником, теперь напоминал орла с перебитыми крыльями: брел неуклюже, с трудом волоча ноги.
Пленников поставили рядом с Артёмом.
— Буйвол… — позвал Грива.
Черный гигант бросил на него пустой бессмысленный взгляд и отвернулся.
Сломали его качественно. Притом никаких заметных следов насилия на теле Буйвола не наблюдалось. Опять чертова местная магия?
Грива усилием воли прогнал неприятный холодок в животе. Сам-то он — в порядке. Главное — верить, что ему хватит сил справиться с ситуацией. Вера в себя и воля к победе — уже половина успеха.
Успокоив расшалившиеся нервы этой нехитрой формулой, Артём снова обратил взгляд к центру зала. Там шел некий явно отлаженный процесс. Младшие шаманы уже развели небольшой костер. Грива опознал в одном из шаманчиков Стручка. Похоже, парень сделал карьеру.
Появились еще трое служителей культа. Тоже в неандертальских масках. В руках у каждого — по голому младенцу. Двое малышат вели себя тихо, третий орал. Скорее инстинктивно, чем по каким-то внешним признакам, Грива признал в нем маленького полунеандертальца. А где его мамаша?
«А мать его мертва», — произнес кто-то внутри сознания Гривы. То есть не то чтобы произнес… Но Артёму стало ясно, что несчастной узницы больше нет в живых.
Три младенца… Их, что же, собираются принести в жертву? А на кой ляд тогда сюда притащили Гриву и остальных пленников?
Непонятные приготовления продолжались, но главный шаман в них не участвовал. Он направлялся к пленным.
Начал он с Прыгуна. Взял парня за подбородок, заглянул в глаза, хрюкнул удовлетворенно.
Изучение Буйвола тоже не вызвало у шамана неудовольствия.
Настала очередь Гривы.
Тут у служителя черного культа возникли некоторые сомнения. По крайней мере глаза, изучавшие Артема сквозь прорези маски, буравили его раза в три дольше, чем остальных пленников.
А потом шаман маску снял.
«Третий глаз» у него и правда имелся. Как раз на том самом месте, где и у «пессимиста». Только не настоящий, а нарисованный.
На этом сходство шамана с предметом поисков Гривы и заканчивалось. Впрочем, на местных чернокожих шаман тоже походил слабо. Зато в форме лба и поросших редкой щетиной челюстей угадывалась неандертальская кровь. Но намного более слабая, чем у Полукровки.
С минуту шаман пялился на Гриву. То есть не просто пялился, а старался пролезть Артёму в голову и там пошарить. Грива стоял, расслабившись и изгнав из головы все мысли. Особенно мысли о том, как славно было бы стряхнуть с рук ремни и свернуть шею служителю нехорошего культа…
Так прошло еще несколько минут. Шаман пытался сканировать, Артём старательно делал вид, что в голове у него пусто и уныло…
И тут нарисованный глаз шамана мигнул.
Грива вздрогнул.
… И в это краткое мгновение шаман ухитрился-таки выцепить что-то важное. На волосатой роже появилась довольная ухмылка.
— Стеречь его, глаз не спускать! — велел он размалеванным стражам. И потрусил к центру пещеры… Обернувшись гиеной!
… Артём дернул головой — и наваждение пропало. Шаман снова стал человеком, кривоногим волосатым мужичком… С пушистым таким хвостиком. Дьявол! Какой, к лешему, хвост! Грязный лоскут набедренной повязки ничуть не походил на хвост гиены. Пригрезится же… Нет, не пригрезилось. Как голограммная детская игрушка. Глянешь под другим углом — и лисичка превращается в слоника. А чертов шаман — в четвероногую пузатую тварь.
И тут Артём отчетливо осознал, что ввязался в чужую игру. Он ощутил себя крысой, выглянувшей из сливного лючка разделочного цеха колбасной фабрики. И, как та крыса, он очень ясно понял: ни правил, ни смысла происходящего кошмара он не знает и не узнает никогда.
И как та крыса, он точно знал, что надо делать. Бежать! При первой же возможности. Хрен с ним, с риском. Другой мир, чужой мир, чужие вероятности и чужие правила. Эх, если бы Буйвола не превратили в слюнявую куклу! Вдвоем…
Двое младших шаманов сцапали Прыгуна и поволокли к костру. Запрокинули ему голову… Третий подручный взял на руки орущего младенца.
Грива уже не искал логики, не пытался понять смысл ритуала, найти аналогии. Он просто констатировал действия.
Раз! И Прыгуну перехватили ножом горло. Два! Жрец сунул пальцы в пузырящуюся кровь, пометил ею лицо младенца… Три! Главный шаман подпрыгнул, как ужаленный. Завертелся безумным дервишем. Четыре! Стручок зажал между ног голову бьющегося в агонии Прыгуна и принялся долбить кремнем его макушку. Главный жрец вертелся и визжал, не переставая. Грива ощущал, как в пещере сгущается нечто неосязаемое, нечто очень страшное…
Пять! Два аборигена приволокли глиняный горшок, в котором исходила паром желтая масса.
Шесть! Стручок продолбил череп и плоской лопаточкой принялся извлекать мозг, бросая кусочки в горшок.
А Прыгун был еще жив!
Это было невозможно! Разрез на горле — в три пальца глубиной. Кровь из раны, вначале бившая фонтаном теперь еле струилась. А тело Прыгуна дергалось. Будто через него пропускали электрический ток…