Однако Государю сейчас было не до искусства. В воздухе ощутимо пахло мировой войной. Китай наступал. Значительный кусок Азии был теперь под его протекторатом. В Запад-Европе шла гражданская война. Штаты вот-вот готовы были схватиться с Канадой, заявившей о своей солидарности с «Алладином». Индия «Алладин» поддерживать не стала, но заявила о своем недовольстве китайской экспансией. После этого Пакистан немедленно объявил себя союзником Китая… И лишился своей информационной сети и своего правительства раньше, чем его солдаты подступили к периметрам алладиновских баз.
В отличие от Китая, Пакистан к ведению информационной войны был не готов.
Китай спасать союзника не стал. Китай как всегда не торопился. Его космический корабль летел к Марсу уже третий день. И — никаких землетрясений, эпидемий и прочих проявлений «ифрита». Весь мир сейчас следил за этим полетом. Мир, который мог взорваться в любой момент. И если он взорвется, то достанется всем. Даже тем, кто старается держать нейтралитет.
— В Судный День никому не удастся отсидеться в стороне, — сказал мне дед. — Если твой «ифрит» никак себя не проявит, народ потребует от нас встать на сторону Китая.
— Государь так не считает, — напомнил я.
— Если бы Государь считал иначе, мы бы уже дрались, — сказал дед. — Обстановка в стране сейчас предельно напряженная. Моли Бога, чтобы твой феномен спонтанной деструкции не оказался липовым.
— Он такой же мой, как и твой, — возразил я. — И молить Бога о «ифрите» я не буду. По мне так надо прямо сейчас начинать антикитайскую пропаганду. Сам знаешь: на «Алладин» у меня зуб, но если мы сейчас его не поддержим, то Китай его слопает. А потом — нас.
— Выскажи все это на Совете, — проворчал дед. — И посмотрим, кто тебя поддержит, кроме Государя.
— Ты поддержишь, — сказал я.
— Не надейся. У меня на «Алладин» тоже зуб. Причем такой зуб, что ни в каком рту не поместится. А уж если окажется, что «ифрита» нет, то я лично сделаю все, чтобы развесить твоих «алладиновских» палачей на пальмах. Вниз головой, чтобы подольше мучились. Даже твоего Хокусая Танимуру не пожалею. (Дед не знал, что Хокусай меня спас.) А с Китаем мы позже разберемся. Сейчас главное — доверие народа сохранить. В этом сила России.
— Дед, ты только пафосом этим политическим меня не прессуй, — сказал я. — Сам же сказал: в Судный День никто не уцелеет.
— Я сказал: никто в стороне не отсидится, — проворчал дед. — А наша задача: с утра правую сторону выбрать.
— Смотри не ошибись, — сказал я и ушел к моим любимым женщинам. Пить вино и слушать, как мама на грани приличия льстит моей Дашеньке. А Даша ей верит, потому что дано ей свыше удивительное искусство отличать ложь от правды.
Мне бы радоваться… А на душе так погано, как давно уже не было. Потому что проснусь завтра, гляну в монитор — и увижу там не солнышко, встающее над Уральскими горами, а Утро Судного Дня.
..
Глава двадцать шестая
ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ
В это утро Судный День еще не наступил. Грива составил все необходимые запросы, выяснил, как дела у китайского супермена, выдававшего себя за Михаила Лебедкина (ничего нового), по ассоциации вспомнил еще об одном Михаиле — Лотмане и решил проверить, всё ли в порядке у его американского спасителя.
Оказалось, далеко не всё.
Серега Буркин честно выполнил обещание: передал Лотмана с девушками с рук на руки русским властям. Вернее, представителям Департамента внешней разведки… Которые тут же Лотманов «временно изолировали». До выяснения.
Собственно, Грива, сам — бывший сотрудник «африканского» отдела, прекрасно понимал, как это произошло. Миша, вернее, Моше Лотман, некогда боец израильского спецназа, причем «информационного» профиля, входил в список потенциально подозрительных персон. В африканских делах Россия придерживалась проюаровской позиции. Следовательно, Израиль в «африканском» отделе рассматривался как враг номер один. Не важно, что в целом взаимоотношения с израильтянами у России были вполне удовлетворительные и иудейское лобби было весьма авторитетно представлено в Думе. Для «африканцев» Моше Лотман — потенциально подозрительный, побывавший на секретной подлодке и оказавшийся свидетелем русских военных тайн. Вывод: изолировать и держать, пока не выяснится, с какой такой коварной целью потенциально подозрительный Лотман стал обладателем русских секретов. Уж не агент ли он коварного Моссада?
— Сёма! Ёш твою двадцать! — сказал Артём Грива начальнику безопасности «африканского» отдела Семену Бунимовичу. — Я тебе скажу, как он проник на секретный объект. В виде тушки! Вместе со мной, кстати! Ознакомься с материалами, так твою бабушку!
— А ты на меня не ори, Грива! — в столь же повышенном тоне отреагировал Бунимович. — Можно подумать, что у меня есть допуск к этим материалам!
— Ну так я тебе говорю! Никакой он не шпион! Моего слова тебе достаточно?
— Твоего слова как Артёма Гривы? Или — как тайного советника Императорского Двора? — уточнил Бунимович.
— Обоих! — рявкнул Грива. — Достаточно? Может, тебе директиву прислать?
— Ни к чему. Разговор зафиксирован. — И вполне мирно поинтересовался: — Так что, я их отпускаю?