Ткачики вспорхнули. Надо мной возникла свирепая раскрашенная рожа. Рожа осклабилась. Зубы у урода были зачернены. Зато вокруг рта имелись белые концентрические кольца числом три штуки. Урод ухватил меня за челюсть, отжал ее вниз и влил мне в рот еще одну порцию терпкой дряни. Да, похоже, кровь. С еще какой-то гадостью. Ничего, мой организм справится. А брезгливостью я не страдаю. Особенно в такой ситуации.
Меня подняли и поставили на ноги. Два черных размалеванных парня, несомненно, близкие родственники Стручка. Еще двое размалеванных переминались за спиной у пятого аборигена. Последний раскрашен не был, что, однако, не делало его симпатичнее. В своей компании он, судя по всему, был самым авторитетным. Его тощую шею обременяло ожерелье из грубо обработанного нефрита и деревянный кулончик с мерзкой рожей. Если это портрет его возлюбленной, я ему сочувствую. Впрочем, и ей тоже.
Оказалось, однако, что сочувствовать нужно мне самому.
— Ты сильный, — на языке соплеменников Буйвола произнес мужик с кулончиком. — На вид не скажешь. Я съем твою печень.
Вероятно, мне следовало сказать: не ешь меня, макака, я тебе еще пригожусь.
Но я промолчал.
— Сердце твое я тоже съем, — поставил меня в известность туземный господин.
— Не советую, — ответил я ему на языке Стручка.
— Ты знаешь речь людей! — изумился любитель субпродуктов из человечины.
— Я знаю много языков, — честно признался я. — Хочу тебя предупредить: не ешь мое сердце.
— Почему? — быстро спросил абориген на языке Буйвола.
— Мое сердце принадлежит великому духу.
— Мое сердце принадлежит великому духу. Он рассердится и съест тебя изнутри.
— О-о-о! — воскликнул чернозубый красавчик. Глазки его замаслились, и я понял, что моя фантазия не пойдет мне впрок. Хитрый дядька уже придумал, кому он скормит мое славное сердечко.
— А печень есть можно? — деловито поинтересовался каннибал.
— Печень — можно, — разрешил я. — Она принадлежит лично мне, и жидкость смерти, пропитавшая ее, не может повредить настоящему храбрецу. Ты ведь настоящий храбрец, верно?
— Я очень храбр! — подтвердил любитель субпродуктов. Но определенную слабину в его заявлении я почувствовал вполне отчетливо.
— Тогда хорошо, — одобрил я. — Тот, кто хоть однажды испытал страх, отведав моей печени, утратит рассудок и до конца жизни будет грызть собственное тело. Это не очень страшно, — успокоил я своего собеседника. — Ведь жизнь эта будет совсем недолгой. Но ты, не ведающий страха, съешь мою печень и сам станешь силен, как леопард. Ну давай, начинай! — произнес я нетерпеливо. — Убей меня поскорее!
— Ты хочешь умереть? — Любитель субпродуктов с подозрением уставился на меня.
— Хочу, — подтвердил я.
— Почему? — Подозрения престарелого каннибала возросли.
— Этого я тебе не скажу.
— Тогда я тебя не убью! — прибег к шантажу мой собеседник.
— Если я скажу тебе, ты клянешься, что не испугаешься и убьешь меня?
— Я не знаю страха! — воскликнул мой собеседник. Однако, судя по ручонкам, суетливо тискавшим деревянный кулон, храбрость его была отнюдь на беспредельна.
— Хорошо, — согласился я. — Знай, храбрый человек, я сам — великий дух, заточенный в это нелепое тело. Мой враг запер меня в нем и сделал так, что убить меня нелегко. Но ты можешь меня убить. Хотя бы попробовать. Когда я освобожусь, я щедро отблагодарю тебя!
— Какова же будет твоя благодарность? — оживился мой собеседник.
— Я тебя не убью.
— Разве это благодарность?
— Конечно. Ведь я — дух смерти. Я умею убивать взглядом и прикосновением, ночью и днем, вблизи и на расстоянии, коснувшись следа и отбросив тень. Я умею убивать водой и огнем, болью и очень большой болью. Я могу насыпать песок в твои суставы и поселить жгучих червей в твоем животе. Я могу наслать муравьев, которые облепят тебя, спящего, и съедят живьем. А могу приказать ядовитой змее влезть тебе в задний проход и…
— Довольно, довольно! — воскликнул чернокожий образец мужества.
— Довольно так довольно, — согласился я. — Теперь ты видишь, что сохранить тебе жизнь — это большая милость.
— Вижу, вижу, — согласился любитель субпродуктов.
— А теперь убей меня побыстрее! — потребовал я. — Ведь в этом слабом теле я лишен всех этих замечательных умений и уже изнываю от нетерпения!
Но мой собеседник уже сделал выводы из моих слов.
— Сторожите его получше! — на языке Стручка гаркнул мой собеседник. — Дайте ему воды и еды, только не развязывайте! — И чесанул с полянки, сверкая грязными пятками.
Надо полагать, побежал консультироваться с руководством.
Размалеванные парни в точности выполнили указание. Напоили меня и накормили какой-то безвкусной кашей. И оставили в покое — чтобы я мог как следует обдумать, каким образом обратить незрелые умы туземцев на путь моего освобождения.
К сожалению, следующий субъект, с которым мне пришлось общаться, оказался не только менее доверчивым и более проницательным.
Субъектом этим оказался тот самый «главный шаман», родственник Стручка, обладатель «третьего глаза» и многих полезных в хозяйстве и общении навыков, позволивших ему с ходу развалить мою бутафорию. Увы.
Глава двадцать пятая