— Это слишком много орехов! — неожиданно заявил хумах.
— Что?.. Как это — слишком много? Всегда же было по два мешка за серп!
— А теперь так не будет. Теперь только один мешок.
Теперь только один мешок.
— Почему?!
— Цены изменились. Эти белые люди платят больше, чем вы. Теперь вы тоже будете платить столько же. Или уходите.
Другой Дабумбал торговался за партию розового масла:
— Шесть стеклянных чашек — хороших, новых, из чистого стекла. Набор. Взамен — два раза наполнить лучшим розовым маслом, идет?
— Нет. Только один раз наполнить. Два раза — слишком много.
— Но всегда же было два!
— А теперь будет один.
Третий Дабумбал безуспешно пытался приобрести партию тканей. И получал в ответ только качания головой и равнодушные сообщения:
— Атолан кончился. Совсем кончился. Все скупили белые купцы. Приходи в следующем сезоне.
На самом деле атолан вовсе не кончился, и Дабумбалы очень быстро это выяснили. Уличенные во вранье хумахи мгновенно признали свою ошибку. Атолан вовсе не кончился, нет. Просто платить теперь за него ара-ми-ллаадцы будут вдвое больше, чем раньше. И за все остальное тоже. Ведь белые люди платят столько — почему же черные не должны?
Купцы схватились за голову. Проклятые чужаки сбили им все цены. Конечно, скоро их странный корабль отсюда уплывет, и Ара-ми-Ллаад постепенно вернет все к прежнему состоянию. Хумахи начнут торговать по прежним тарифам, никуда не денутся. Им некому больше сбывать свой атолан, у Дабумбалов здесь полная монополия.
Если, конечно, хумахи не решат попридержать товар. Они ведь не слишком-то зависят от внешней торговли. Вся эта посуда и инструменты для них — вовсе не предметы первой необходимости. Прекратится обмен — ничего страшного, обойдутся. А вот купцы Ара-ми-Ллаада понесут весьма серьезные убытки…
Впрочем, убытки теперь будут в любом случае. «Чайка» подложила Дабумбалам здоровенную свинью.
Скандал разразился уже под вечер. Колобков и остальные с аппетитом ужинали в кают-компании, когда с пристани послышались гневные возгласы. Проковылявший внутрь Угрюмченко сообщил, что там собралась целая толпа негров. Судя по тому, что в руках у них палки и камни — настроены недружелюбно.
Колобков раздраженно бросил на стол салфетку. Прищелкнул пальцами, подзывая Гену и Валеру. Те немедленно прекратили есть и схватились за оружие. Грюнлау тоже поднялся, поправляя штык-нож.
Выйдя на палубу, капитан некоторое время невозмутимо разглядывал вопящих на берегу Дабумбалов. А потом начал говорить. Очень-очень тихо, не слыша даже сам себя за этими криками. Постепенно ара-ми-ллаадцы стали замолкать — любопытно же, что там говорит этот одноногий толстяк с омерзительной белой кожей.
Колобков, именно этого и добивавшийся, удовлетворенно кивнул. Он хлопнул Чертанова по плечу и велел:
— Давай, Серега, спроси у черножопых, чего они тут митингуют. Если собирают на памятник Нельсону Манделе, то рублей двадцать отстегну, я не жадный.
Чертанов спросил. Дабумбалы пошептались, а потом вытолкнули вперед своего старшину. Тот поднял повыше увесистую палку с бронзовым набалдашником и выкрикнул:
— Белые, уходите домой! Здесь наша территория! Здесь мы торгуем! Уходите!
Чертанов перевел это Колобкову.
— Еще раз — чего он сказал, Серега? — переспросил тот, ковыряя в ухе. — У меня что-то со слухом случилось.
— Он сказал…
— Да нет, тебя-то я хорошо расслышал.
Ты его самого переспроси. Спроси — уверен ли он в своих словах? Не хочет ли, часом, их назад взять?
Чертанов спросил. Старшина Дабумбал покрутил над головой посохом и заявил, что совершенно уверен и назад ничего не возьмет. Пусть проклятые белые убираются, иначе ара-ми-ллаадцы прогонят их силой. Или вообще убьют.
— Так… — вздохнул Колобков, выслушав перевод. — Ладно… Серега, переводи, что я скажу.
Чертанов навострил уши. Колобков же набрал в грудь побольше воздуха, сложил руки в оскорбительную фигуру и отчетливо произнес:
— Подите на [цензура], черножопые уроды!
— Мы будем очень признательны, если вы сочтете возможным удалиться, почтенные господа, — невозмутимо перевел Чертанов.
— А если не [цензура] по-хорошему, будем вас больно [цензура]!
— В случае, если нам не удастся прийти к компромиссу, мы будем вынуждены применить силовые методы.
Дабумбалы громко зашептались. Они не поняли некоторых слов, произнесенных Чертановым, но прекрасной иллюстрацией к ним послужили тон и жесты Колобкова. На лоснящихся черных лицах начал проступать праведный гнев.
Хотя он там и до этого был.
— Побьют нас, Петр Иваныч, — вздохнул Чертанов.
Колобков только хмыкнул, потирая подбородок. При других условиях он, конечно, не полез бы на рожон. Но в данном случае причин для беспокойства нет.
За день Колобков успел собрать неплохой пакет информации — в основном от дружелюбно настроенных хумахов. Те охотно рассказали, что корабль ара-ми-ллаадских купцов — это просто зерновая баржа. Вооружения на борту нет. Вся команда — вот она, стоит на берегу, размахивает палками. Два десятка человек, из них четверо — купцы, десяток — матросы и шестеро — стражники.
Этого более чем достаточно, чтобы отгонять мелких воришек-хумахов. Но сладить с вооруженными до зубов Геной и Валерой будет потруднее. Плюс еще и Гюнтер Грюнлау с его дедушкой. Да и мудрецы, если их растревожить, могут устроить некислый фейерверк.