Океан вокруг простирается так далеко, насколько хватает зрения. В необозримую даль. Взгляд летит все дальше, пока наконец воздушная толща не утрачивает прозрачность. Или пока взгляд не упирается в горы. Именно это предстает на востоке — длинная темная полоска береговой линии. Там лежит громадный остров, разделенный между государствами Юберия и У-л’тра-лет.
Кап. Колобков скосил глаза и с возмущением обнаружил на груди пятнышко желто-серого гуано. Одна из парящих над головой чаек наградила его «медалькой».
— Чайки меня уже реально достали, — недовольно сообщил Колобков. — С этим надо что-то делать. Гюнтер, у тебя патронов сколько осталось?
— Ровно семь штук, Петер.
— Мало, черт…
— Что?! — огрызнулась Стефания.
— Да ничего, успокойся. Геныч, Валерыч, а вы как?..
Телохранители неразборчиво замычали, мотая головами. У них еще осталось по паре магазинов на брата, но на целую стаю чаек этого не хватит. Разве что попробовать распугать.
— Нет, патроны мы зря переводить не будем… — задумчиво поднял голову Колобков. — Мы пойдем другим путем, как говорил наш незабвенный вождь… Петрович, ты как насчет соколиной охоты?
— Это чего, меня вроде как заместо сокола охотничьего? — приоткрыл клюв здоровенный беркут. — Не, Иваныч, так у нас дело не пойдет. Я тебе чаек ловить не подписывался.
— Не надо упрямиться, Петрович. Давай на старт, орел ты наш сизокрылый!
Судовой механик не сдвинулся с места. Только повернул голову направо, меряя Колобкова недовольным взглядом.
— Петрович, ну тебе ж нравится летать!
— Летать — нравится. За чайками гоняться — не нравится. Может, ты меня их еще и есть заставишь? На подножный корм, так сказать?
— А если за бутылку? — хитренько улыбнулся Колобков.
— Так это ж совсем другой разговор, Иваныч! За бутылку я тебе этих чаек!.
. хотя погодь-ка. У тебя разве еще что-то осталось?
— Конечно, осталось!
— А покажи сначала.
Колобков криво усмехнулся, косясь на Стефанию. После побега от юберийских шотелидов та впала в жуткую депрессию и уничтожила все, что оставалось в судовом баре. А до этого Колобков и сам неоднократно устраивал пирушки — бухал то с папуасским царьком, то с юберийскими чиновниками…
Так что сейчас в баре хоть шаром покати. Ни капли алкоголя. И на всем остальном судне тоже.
Если у кого и припасена заначка на крайний случай, так разве что у самого Угрюмченко.
— Не, Иваныч, — тоже все это сообразил механик. — Звиняй. Тебе чайки мешают — вот сам за ними и гоняйся. А я пас.
— Эгоист ты, Петрович.
— Прагматик.
— Эгоист, эгоист… Ну да хрен с тобой, мы сейчас флотскую смекалку применим…
Колобков на пару секунд задумался, поскреб подбородок, а потом резко прищелкнул пальцами и спросил:
— Петрович, а у тебя часом карбида в загашнике не завалялось?
— Есть мал-мала, — осторожно ответил беркут. — А что?
— Дело. Вадик, дуй с Петровичем в его закрома, тащи мне сюда карбид. Гешка, дуй к мамке на камбуз, тащи мне сюда хлеба. Да побольше.
Пакет с карбидом кальция был доставлен уже через минуту. При должном старании в запасах хозяйственного Угрюмченко можно отыскать самые неожиданные вещи.
Хлеб тоже принесли. Два липких тяжелых каравая.
— Это тот овсяной, который у папусов купили, — лениво сообщил Гешка. — Другого нету.
— Ничего, мне его не есть. Так, братва лихая, объясняю задачу. Аккуратно берем комочек карбида, облепливаем хлебом и… швыряем как можно выше. Задача ясна? Приступаем.
Вадик с Гешкой сначала хотели по привычке заныть и запротестовать, но потом одновременно сообразили, что занятие обещает быть прикольным. Хотя смысл и непонятен.
Колобков первым увлеченно начал лепить пирожки с карбидом. Сыновья дружно принялись помогать отцу. Присоединился и Чертанов — правда, с донельзя брезгливой миной.
Стефания участвовать отказалась. Она только презрительно фыркнула и уселась на фальшборт лицом к морю. Хвост со стреловидным окончанием бешено заколотил по палубе, выдавая раздражение хозяйки. Раздражение всем сразу — и глупостью ничтожных смертных, и невозможностью вернуться домой, и необходимостью приглядывать за полоумными волшебниками.
— Фанька, не отлынивай, — укоризненно произнес Колобков.
Он любовно слепил из теста аккуратный шарик, протолкнул внутрь комочек карбида и с силой подбросил «пирожок» над головой.
Ближайшая чайка тут же метнулась к угощению, ловя его на лету. Клюв сомкнулся, хлебный мякиш прошел по птичьему горлу и угодил в желудок.
— Первая есть… — удовлетворенно потер руки Колобков.
В течение следующих минут добрых три дюжины чаек тоже проглотили хлеб с химической начинкой. Улыбка на широком лице Колобкова становилась все шире и шире…
Хлопок! Далеко позади в воду что-то упало. Вадик и Гешка принялись рвать друг у друга бинокль, изумленно таращась на дохлую чайку. Несчастная птица выглядит так, словно ее разорвало изнутри.
— Это она чего?.
— Это она чего?.. — указал пальцем Гешка.
— Карбид кальция при контакте с водой означает бурную химическую реакцию, — покровительственно объяснила Света.
— А по-русски?
— Взрывается. Не очень сильно, но для чайки достаточно.
— Что, правда? — с новым уважением посмотрел на грязновато-белую массу Вадик.