Грюнлау молча извлек из-за пояса штык-нож. Гена достал свой нож, охотничий. Он бы предпочел поработать просто кулаками, но с растением особо не побоксируешь.
И тут послышался топот. Из-за кустов выбежал человек. Невысокий, щуплый, совсем не выглядящий могучим воином. Однако он бросился на хищный цветок с голыми руками, ни секунды не поколебавшись.
Более того — он победил. Гена завистливо прогудел, глядя, с какой легкостью этот шпингалет рвет монстра в клочья. Кажется, он все-таки не совсем безоружен — судя по оставляемым ранам, вооружен чем-то вроде кастетов с шипами. Простые кулаки так кожу не разрывают.
Хотя у растительного монстра и нет никакой кожи.
Угрюмченко упал на землю. Помятый, обессилевший, весь измазанный зеленой липкой слизью. Не птица — грязная бесформенная губка. Из клюва хлынула белесая жижа и донеслось несколько коротких, но очень выразительных слов.
Рядом грохнулся убитый цветок. Если, конечно, можно употребить слово «убитый» по отношению к растению. Неизвестный спаситель буквально разорвал его в клочья. Измочалил стебель так, что чудовище рухнуло, не в силах удержать равновесия. Воздух наполнился ужасной вонью. Из разорванного зева потекла едкая субстанция.
— Илль-хе, — гулко произнес незнакомец, встав спиной к остальным. — Ин-каардьи алла-й ио сун.
— Не вляпайтесь, — машинально перевел Чертанов. — Эта гадость разъедает кожу.
Земляне воззрились на островитянина. Тот упорно не поворачивается лицом, и все видят лишь спину и затылок. Хотя затылка тоже не видят — его скрывает остроконечная шапка, похожая на ту, что носил Робинзон Крузо. Судя по грубым швам — сшита собственными руками. Такова же и вся одежда — из плохо выделанной кожи, покрытая мехом. Рукава такие длинные, что не видно даже пальцев.
Из зарослей вывалился Колобков. С шумом, дыша тяжело, как запыхавшийся гиппопотам. Согнувшись в три погибели, он облегченно выдохнул, опираясь на палку, и с трудом произнес:
— Ыхыыыыы… Серега… Геныч… это… вы… доложитесь начальству… ыхыыыыы… я щас сдохну…
Чертанов в нескольких словах объяснил, что тут произошло. Колобков проковылял к копошащемуся на траве Угрюмченко и сочувственно произнес:
— Что, Петрович, хреново?
— Хреново, Иваныч… — простонал беркут. — Думал, все, киздык пришел… Сожрут, как курку во щах…
— Серега, поспасибкай товарищу, — указал на таинственного незнакомца Колобков. — А заодно спроси, кто он вообще такой.
Чертанов спросил. Незнакомец в ответ произнес несколько слов.
— Говорит, что он здесь живет, — перевел Чертанов.
— Понятно. А чего он к нам спиной стоит? — поинтересовался Колобков, безуспешно пытаясь заглянуть в лицо странному типу. — Не уважает?
Из-под остроконечной шапки донеслось несколько слов.
— Не уважает?
Из-под остроконечной шапки донеслось несколько слов.
— Говорит, что его лицо обезображено, — перевел Чертанов. — Он стыдится показывать его людям.
— Вот бедолага, — посочувствовал Колобков. — У меня Светка прошлым летом тоже прыщами покрылась — вся на нервах изошла… Ладно, Серега, спроси, как у него с покушать и отдохнуть. А то у нас Петрович хворый и я усталый.
Островитянин неохотно признался, что у него тут поблизости хижина. И еще неохотнее предложил свое гостеприимство. Судя по голосу, он уже начал жалеть, что необдуманно бросился на помощь этим странным типам.
Цветок-птицеед крепко помял Угрюмченко. Несчастному беркуту сломали крыло и повредили ребра. Шея осталась цела каким-то чудом. Земляне бережно подняли раненого товарища и понесли в хижину местного робинзона.
По дороге абориген, назвавшийся Радагой, поведал, что на этом острове подобные цветки-птицееды не редкость. Растут они обособленно, питаются попугаями, райскими птицами, летучими мышами и мелкими звероящерами. На людей не нападают — впрочем, их на острове и нет.
Всю дорогу до хижины Бамакабамашура нервно сопел. Ему нестерпимо хотелось сейчас же, сию же минуту расспросить Радагу о сокровище Тур Ганикта. Но выяснилось, что они с местным робинзоном говорят на разных языках, так что без посредничества Чертанова ничего не выйдет.
А Чертанов молчит в тряпочку — Колобков запретил ему что-либо переводить без разрешения. Хитрый и осторожный, российский бизнесмен решил вначале все разведать сам. Информация — тоже товар весьма ценный, если умело им распорядиться.
Процессию догнала отставшая Стефания. Радага искоса посмотрел на нее, прикрывая лицо ладонью, но ничего не сказал.
Чертанов в очередной раз подивился равнодушию аборигенов к видовым различиям. На Земле девушка с багрово-красной кожей, остроконечными ушами, парой рожек и длинным хвостом вызовет как минимум удивление. Но на Эйкре во взглядах сквозит максимум любопытство.
Землян и то разглядывают с б о льшим интересом — все люди черные, а эти почему-то белые.
Хижина Радаги поместилась на пересечении лесных троп, рядом с небольшой полянкой. Довольно грубое жилище, без изысков. Связанные лианами бревна, соломенная крыша, земляной пол. Вокруг дома частокол — надежный, крепкий.
— Ничего так фазенда… — придирчиво осмотрел хижину Колобков. — Для одинокого негра-пенсионера — вполне себе.
Двери в частоколе не оказалось. Радага входил и выходил по лестнице, сплетенной из лиан. Большинство землян преодолели этот путь без проблем, но вот Колобков застрял надолго. Лишившись ноги, он лишился и возможности подниматься по веревочным лестницам. Гена даже предложил быстренько прорубить проход, чтобы шефу не корячиться.