Не наблюдалось на площадке ни грузчиков, ни парнишки из здешней транспортной фирмочки, с которым Смолин договаривался.
Там стояли милицейский майор (почти ровесник Смолину или, в крайнем случае, всего несколькими годами моложе) и второй, лет тридцати, в штатском, коротко стриженый, с характерной суровой физиономией, которая с равным успехом могла принадлежать и мелкому братку, и менту. Учитывая наличие майора в погонах, первое предположение следовало отбросить.
Майор козырнул, привычно и небрежно:
— Участковый инспектор майор Сомов… Вы будете Гринберг Василий Яковлевич?
— Да надеюсь, что еще долго буду… — сказал Смолин спокойно — Чем могу, как говорится?
Кто-то внутри моментально скомандовал: «Боевая тревога!». Участковый в наше время — фигура, во многом подобная снежном человеку. Все о нем слышали, но мало кто его видел. И уж если он появляется, то неспроста…
Штатский молча предъявил Смолину в развернутом виде на время, достаточное для прочтения, свою ксиву. Какова Смолина насторожила еще больше: убойный отдел, понимаете ли, совсем весело…
— Нужно снять с вас показания, — напористо сообщил этот самый старший лейтенант Шумилов Игорь Николаевич. И смилостивился настолько, чтобы небрежно оборонить: — Свидетельские…
— Понятно, — сказал Смолин. — Мы люди законопослушные, так что прошу. Там у нас небольшое веселье, на кухне ничего будет?
Участковый стоя разместился у подоконника, показывая всем видом, что не намерен играть значительной роли в событиях. Молодой же уселся напротив Смолина, примостил на свою папочку стандартный бланк (ну да, «свидетель/ потерпевший», высмотрел Смолин):
— Значит, Гринберг Василий Яковлевич… Документик можно взглянуть? Образование… Под судом и следствием не состояли… Значит, так. Вы квартиру, вот эту самую, купили у гражданина Лобанского Виктора Никаноровича…
— Самым законным образом, — сказал Смолин. — Документы показать?
— Не надо, я уже видел… — он поднял голову и уставился на Смолина взглядом, ему самому наверняка казавшимся гипнотизирующим: — А что ж заплатили такую уймищу? Не стоит эта квартира дороже полтешка, шестьдесят в крайнем случае…
«Выпендривается, мальчишечка, — насмешливо подумал про себя Смолин. — Нас, родимый, советские мусора колоть пытались, а они были не тебе чета, за ними империя громоздилась и возвышалась…»
— Все очень просто, — сказал он спокойно и открыто, как и полагается честному гражданину разговаривать с представителями власти. — Если вы видели договор, обратили внимание на приложение? Где значится, что Лобанский мне передает, помимо квартиры, все в ней находящееся? Вот оно таких денег и стоит… Профессия у меня — антиквар. У вас это ремесло, я полагаю, не особенно развито, а вот в Шантарске — весьма…
— Понятно… Старьем торгуете?
— Ну, если люди готовы за это старье деньги отдавать…
В голосе лейтенанта просквозило откровенное человеческое любопытство:
— И что, выгодно? Такие деньги выложили…
— А иначе б и не выкладывал, — сказал Смолин. — В том-то и дело, что выгодно… А что, собственно, случилось?
— Когда вы в последний раз виделись с Лобанским?
— Три дня назад, — сказал Смолин чистую правду.
— Забрали каждый свои бумаги, он получил деньги — и разошлись.
— Вы у него бывали по месту постоянной регистрации? Шевченко, дом пять, квартира одиннадцать?
— Никогда, — сказал Смолин, — не знаю даже, где такая улица.
— Понятно… А как вы, собственно, на него вышли?
— Ну, я ж не шпион, чтобы на кого-то «выходить», — сказал Смолин. — Отца его покойного в Шантарске прекрасно знали, и, когда стало известно, что он умер, я сюда и поехал…
— Успеть вещички ухватить?
— Ну да. А что в том незаконного?
— Конфликтов у вас с Лобанским не было?
— Никаких. Какие тут конфликты? Договорились полюбовно, разошлись, довольные…
— Ну, а конкурентов у вас никаких не было? Может, кто-то хотел вас… как бы выразиться… опередить? Никто больше к Лобанскому с тем же делом не обращался?
— Но если и обращался, я об этом ничего не знаю, — сказал Смолин. — И сам он мне ничего такого не говорил.
— А такого Дюкова вы знаете?
Вот тут уж Смолин насторожился еще больше. Осторожно сказал, делая вид, что роется в памяти:
— Дюков, Дюков… Напомните, с чем эта фамилия связана?
— Есть такой парнишечка, недвижимостью торгует…
— Так-так-так… — протянул Смолин, — ходил тут какой-то, очень может быть, что и Дюков… Степой его звали…
— А у него конфликты с Лобанским были?
— Понятия не имею, — сказал Смолин. — Я с этим парнишечкой чисто случайно пересекался, буквально на полминуты. Он ходил по квартирам на первом этаже, пустым, спросил, что я тут делаю, я сказал, что купил у Виктора вот эту… На том и разошлись.
— И никаких конфликтов у вас с ним не было?
— А с чего бы вдруг? — пожал плечами Смолин с видом величайшего простодушия. — Перекинулись парой слов и разошлись…
Вот такие моменты и бывают самыми скользкими. Поди угадай, что там наговорил Дюков… и наговорил ли… Стоп, стоп!
У Смолина родилась вполне приемлемая в данной конкретной ситуации версия: вполне возможно, долбаный Степашка, разобидевшись, как раз и натравил на него этого провинциального сыскаря, изо всех сил стремящегося выглядеть крутым Коломбо… В отместку. Шумилов этот — дальний его родственник, нашему слесарю троюродный забор… или друг детства… в такой глуши все друг другу родня и знакомые… Черт, совершенно пока не улавливается направление допроса, куда гнет следак, решительно не понятно. Но почему он убойный ? Для вящего страху? Никого другого под рукой у Степы не нашлось? Ретив, ретив, сразу видно. А вот участковый совершенно другого жизненного плана мужик, это сразу видно: не наигранно, а по-настоящему, пожалуй, отстранен и равнодушен, которому до пенсии б доработать без особых неприятностей в околотке…