— А нафига?
— Тьфу ты, — Смолин досадливо сморщился, — неужели не въехал? Завтра, максимум к обеду, мы там будем. Без машины, пешком пришлось потопать… Потом все объясню.
— Шеф, у тебя, точно, все путем?
— Совершенно, — сказал Смолин. — Завтра встретимся в Курумане. Только поглядывайте там… и всё, что легальненько… Усек?
— Ага.
— Ну, тогда до завтра, до связи.
Без машины, пешком пришлось потопать… Потом все объясню.
— Шеф, у тебя, точно, все путем?
— Совершенно, — сказал Смолин. — Завтра встретимся в Курумане. Только поглядывайте там… и всё, что легальненько… Усек?
— Ага.
— Ну, тогда до завтра, до связи. Расскажи там нашим, что к чему…
Он нажал «отбой», повернулся к Инге. Последовав его примеру, она мирно беседовала, сразу удалось сообразить, с мамой — преспокойно втюхивая ей, что все в порядке, что она давным-давно вернулась из Предивинска, просто раньше не было случая позвонить и сейчас беспокоиться о ней нет никаких поводов. Завтра утром позвонит. Разговор протекал спокойно, поскольку (Смолин уже бывал свидетелем) мама, надо полагать, с дочкиными ночными отсутствиями смирилась…
И тут до него дошло. Точнее, его пробило. Если еще точнее, он наконец сложил в уме несколько нюансов, деталей и частностей. И то, что получилось… То, что получилось, господа мои, могло и успехом закончиться! Если только здесь и в самом деле есть потаенные обстоятельства…
Он вскочил.
— Что случилось? — встрепенулась Инга.
— У тебя пудра есть? — спросил Смолин, улыбаясь во весь рот.
— Ну да…
— Отлично. Сейчас понадобится…
Не тратя времени, он кинулся в сени, где оставил сумку. Минутным делом было, проковыряв в гимнастерке дырочки с помощью острого шильца из перочинного ножа, привинтить Красную Звезду и знак почетного чекиста — как и положено, с правой стороны. Совсем просто было прицепить медаль — как положено, слева. Торопливо сбросив одежду, он нырнул в гимнастерку, натянул галифе, сапоги. Сапоги оказались великоваты, но лишь самую чуточку — сойдет, не на парад же в них шлепать… Ремня, соответствовавшего бы форме, в наличии не имелось, но так даже лучше получится, эффектнее… Ремни-то у покойничков старательно, хозяйственно поснимали…
В первый миг Инга даже шарахнулась — когда он вышел на середину залитого лунным светом двора.
— Это я, — Смолин ухмыльнулся. — Ну, давай пудру…
Он вытряхнул себе на ладонь из плоской пластмассовой коробочки все содержимое, пробормотав: «Я тебе в Курумане новую куплю…», зажмурился и стал натирать физиономию пахучим порошком. Израсходовав весь, открыл глаза и спросил:
— У меня рожа, надеюсь, белая стала?
— Ну да… — растерянно ответила Инга.
— Вот и прекрасно, — сказал Смолин. — Я пошел…
— Куда?
— К бабке Нюре, естественно, — сказал Смолин. — Если в живых она без всяких церемоний вилами кидается, то к привидениям отнесется гораздо более уважительно. Коли уж человек верующий, то он обязан верить и в привидения… Как христианину и положено.
— Что за шутки?
— Это не шутки, — сказал Смолин серьезно. — Я с ней поговорю по душам. В качестве одного из тех, кто лежит там . И посмотрим, что получится.
— А если ее инфаркт хватит?
— Да брось, — сказал Смолин. — Таких вот бабулечек, метающих вилы на манер Чингачгука, так просто не возьмешь.
— Таких вот бабулечек, метающих вилы на манер Чингачгука, так просто не возьмешь. Точно тебе говорю. Старые люди, старая школа…
— Нехорошо как-то…
— Ну да? — жестко усмехнулся Смолин. — А мочить без зазрения совести ради оружия и патронов аж десять человек, про которых дети-внуки до сих пор ничего не знают? Это хорошо, гуманно и благолепно? В общем, я пошел…
Инга вскочила:
— Только чур, я с тобой! Я тут одна не останусь, на другом конце деревни…
— Ну ладно, — сказал Смолин, секунду подумав, — только, когда будем возле дома, в тени где-нибудь ховайся… Бабка, конечно шизанутая, но она прекрасно знает, что женщин с караваном не было. Испортим тогда все…
Это было, как во сне — они шагали посреди пустой улицы, посреди залитой лунным светом тишины, меж двух рядов заброшенных домов.
Один раз справа что-то скребнуло когтями по дереву, с придушенным писком метнулось прочь. Они оба так и замерли, потом только Смолин сообразил, что это какая-то лесная мелочь, забредшая ненароком в деревню, драпанула подальше.
Завидев бабкин дом, он жестом указал Инге на близлежащий дом, она кивнула и на цыпочках отбежала туда, прижалась к стене. Из дома ее, пожалуй что, было и не углядеть…
«Ну, поехали», — сказал себе Смолин. Не хотелось думать, что у чокнутой бабки может оказаться ружье, и она, чего доброго, не под кровать полезет, а шарахнет по призраку в целях борьбы с потусторонним. Не должна вроде бы… Ладно, смотреть будем в оба…
Он вышел на освещенное место, мысленно приободрил себя и зашагал к воротам, стараясь двигаться потише — что это за привидение, которое бухает сапожищами на всю деревню? Субтильнее следует, эфемернее, деликатнее, в общем…
Остановившись у ворот, он постучал по ним кулаком — получилось достаточно громко — и позвал громко:
— Баба Нюра! А баба Нюра! Выйди поговорить!
И повторил то же самое пару раз — нормальным голосом, без дурного актерства, без всякой попытки имитировать «загробный» тон. Не стоило перегибать палку.