Вырубка наконец кончилась. Встретился ручеек с чистейшей прозрачнейшей водой, и они с превеликой радостью напились.
Издалека доносились какие-то странные звуки — то ли тихое лопотание, то ли шелест. Смолин сначала насторожился, потом достал атлас, всмотрелся и довольно хмыкнул:
— Ну вот, нас можно поздравить.
Смолин сначала насторожился, потом достал атлас, всмотрелся и довольно хмыкнул:
— Ну вот, нас можно поздравить. Совершенно правильно идем. Вот она, речка… Это речка шумит. Незаметно-незаметно, а полдороги отмахали.
— Правда?
— Сама посмотри. Мы примерно вот здесь…
— Может, тогда привал сделаем?
Смолин не стал разыгрывать сурового конкистадора-первопроходца из тех, что питались то сапогами, то ослабевшими членами экспедиции и шагали даже мертвыми. Полпути было пройдено, до темноты еще далеко, марш-бросок, в общем, проходит успешно (тьфу-тьфу, чтоб не сглазить!).
— Привал так привал, — сказал он. — Только сначала до речки дойдем, там посвежее и вообще…
— Мы через нее что, переправляться будем?
— Да нет, слава богу, — сказал Смолин, предварительно сверившись с картой, — нет необходимости. Дорога вдоль речки тянется, отсюда видно…
Речка была неширокая, метров пятнадцать, но быстрая и бурная. На том берегу сопки стояли сплошной стеной, собственно, это были уже не сопки, а голые каменные обрывы — серые и рыжие, ребристые — с деревьями высоко наверху. С первого взгляда видно, что там нет прохода ни для конного, ни для пешего, оттого-то, надо полагать, дорога и протянулась по берегу где они сейчас находились. Оказалось, впрочем, что и здесь есть обрывы, пусть и не такие крутые, как на берегу противоположном — по ним можно было запросто спуститься к воде.
С блаженным вздохом опустившись на траву, Инга разбросала руки, зажмурилась. Смолин присмотрелся. Особенно изможденной она не выглядела — а с чего, собственно? Километров восемь всего и отмахали, проспект Шантарских Пролетариев и тот двенадцать в длину…
— Особенно не разлеживайся, — сказал Смолин, чтобы не расхолаживать спутницу, не сбивать с ритма. — Десять минут — и двигаем дальше, пока энтузиазм не потеряли…
— Есть, капитан, — сказала она, не открывая глаз. — Как прикажете…
— Оставайся здесь, — попросил ее Смолин, — никуда не уходи, а я спущусь к воде.
— Зачем?
— А так, — пожал он плечами. — Как тебе объяснит любой шантарский археолог, именно в таких местах селился древний человек. В естественных пещерах под обрывом. А вдруг там, внизу навалом великолепной археологии…
— И дорогой?
— И дорогой, — произнес Смолин без улыбки. — Какая-нибудь уникальная резьба по мамонтовой кости — совет старейшин заседает…
— А над ними летающая тарелка повисла.
«Отлично, — подумал Смолин. — Шутим помаленьку. Значит, в хорошей форме».
— Вот именно, — сказал он задумчиво. — А то и письмена атлантов, которые именно в наших краях спасались после катаклизма… Ладно, я пошел.
Высмотрев подходящее пологое местечко, он осторожно стал спускаться к воде по каменистому склону. Речка бодренько струилась, шумя и брызгая. Оказавшись под обрывом, Смолин с удовольствием, повернувшись спиной к воде, справил малую нужду, потянулся. Тело ощутимо ныло — давненько уже он не предпринимал столь длинных пеших прогулок: то за столом, то в машине, дело даже не в годах, а в сидячем образе жизни, мать его за ногу… С гантелями, что ли, позаниматься или на спортивную ходьбу выделить часочек? По примеру цивилизованной заграницы? Они-то за собой следят тщательно, не то что мы…
Что-то явственно плеснуло посередине речки — таймень, может? В такой глуши они еще попадаются, не всех извели…
Смолин прошел еще несколько метров и оказался у самой воды, движимый бесплодным охотничьим азартом.
Нет, не видно…
Потягиваясь, он лениво озирался вправо-влево.
И замер, словно током ударило. Присмотрелся. Да нет, не почудилось — с чего бы — не пил, не вымотался. Удачно, что называется, пошутил…
Там, слева, метрах в тридцати от Смолина, над самой водой зияла небольшая темная дыра, всего-то метров двух в диаметре. Перед ней — длинная полоса земли пополам с камнями. И там, среди камней, виднелось нечто, как две капли воды напоминавшее человеческий череп…
Есть какое-то правило, точнее, физический закон, смутно помнившийся Смолину со школьных времен. В северном полушарии реки помаленьку меняют русло, старательно, тихонько подмывая левый берег. Правило… правило… а хрен его помнит, того, в чью честь это правило названо. Главное, так и обстоит.
Здесь, несомненно, произошло то же самое: речка помаленечку смещалась влево, оставляя справа часть высохшего дна… а потом она по капельке подмыла обрыв, часть его обрушилась, открыв пещерку.
Смолин не колебался ни секунды — инстинкт сработал. Быстренько разулся, скинул брюки и в одних трусах, босиком, зашлепал по воде, осторожно ставя ноги, ежась, когда под изнеженные подошвы горожанина попадали камешки.
Еще по дороге ему пришло в голову, что на археологию особо надеяться не стоит. Мало ли кому мог принадлежать череп. Давным-давно в этих местах пошаливали варнаки, перехватывавшие порой купеческие обозы. Позже стреляли друг друга белые, красные и всевозможные атаманы, слыхом не слышавшие о такой ненужной премудрости, как политическая ориентация.