Держался он в высшей степени таинственно… а без наших материалов, такое впечатление, не мог обойтись, да-с! Но впрочем, что уж покойнику косточки перемывать, не по-христиански как-то, вообще не по-человечески..
— Де мортуис аут бене, аут нихиль, [1] — с видом печальным и понимающим кивнул Смолин. — Вы не представляете хотя бы приблизительно, Маргарита Петровна, где сейчас может находиться рукопись? Книгу он, по достоверным данным, закончил…
— То есть как это — где? У него дома, конечно. Попробуйте поговорить с Виктором… Никанорычем. Я с ним общего языка найти решительно не в состоянии, но вы мужчина, вам проще. Возьмите пару бутылок чего-нибудь горячительного, сядьте рядком, поговорите ладком… Каюсь, я бы давно и сама этот надежнейший метод использовала, но, вы знаете, совершенно не приспособлена к спиртному, даже от глоточка начинает невероятно крутить организм… — она энергично раздавила окурок в пепельнице. — При том, что с табачным зельем — многолетнее мирное и душевное сожительство…
— Признаюсь, Маргарита Петровна, я этот метод испробовал, — сказал Смолин. — И настолько вошел в доверие, что был допущен к осмотру и изучению всего, так сказать, творческого наследия. Но рукописи нет. Как растаяла… Жаль чертовски. В Шантарске, в управлении… — он сделал многозначительный жест, — завелись лишние деньги на культуру, они всерьез намеревались включить эту книгу в издательский план…
— Чертовщина какая-то, — сказала старуха. — А вы хорошо смотрели, голубчик?
— Хорошо, — кивнул Смолин. — Каждую бумажку изучил, уж ни за что не пропустил бы объемистой рукописи…
— Ну, тогда я и не знаю… Будь это что-нибудь другое, материальное, стоившее денег, я бы моментально подумала в адрес Виктора… Никанорыча нечто нелестное… Но я, откровенно говоря, не могу и представить, чтобы кто-то у нас платил деньги, ища рукопись книги по краеведению… Будь это некие ценные безделушки, каких должно быть немало…
— Вы совершенно правы, — сказал Смолин со вздохом. — Я вообще не могу представить человека, покупающего рукопись подобной книги у наследничка-пропойцы…
— Вот видите. Ищите лучше.
— В квартире ее нет, ручаюсь… Были у него какие-нибудь близкие знакомые, друзья?
— Эх, молодой человек… — покачала головой старуха, — в нашем возрасте старые добрые знакомые и друзья в подавляюще большинстве уже там … — она ткнула указательным пальцем в потолок. — Из старых знакомых у него, кроме меня, почитай что, и не осталось никого. Одиночество, увы, особенно в дыре вроде нашей…
— Значит, вы так-таки ничего и не слышали? Даже предположений строить не беретесь?
— Решительно никаких, — твердо отрезала старуха. — Что-то вы сильно огорчились, голубчик…
Разговор принимал опасное направление, и Смолин поторопился увести его в сторону:
— Ну как же… Я человек добросовестный, есть такой пунктик, Коли уж сюда я ехал исключительно за рукописью, без нее как-то и возвращаться стыдно. Репутация, знаете ли… Получается, ездил зря, зря казенные деньги тратил…
— Экая у вас в голосе неподдельная грусть… — сочувственно сказала Маргарита Петровна.
— Может, все и образуется? Поговорите с людьми… не знаю, правда, с какими и с которыми, но не могла же рукопись в воздухе раствориться? Если бы в квартиру забрались мазурики, то уж, конечно, не бумагу уволокли бы… Не залезали, кстати?
— Да нет, — сказал Смолин. — Все вроде бы цело.
Старуха задумчиво продолжала:
— Да и те сомнительные скороспелые знакомые, коих Виктор косяками водил в квартиру, в первую голову прихватили бы отнюдь не рукопись… А знаете что? У меня в голове что-то такое вертится, право слово… Погодите, попробую сосредоточиться…
Она уперлась локтями в столешницу, запустила пальцы в седую шевелюру и уставилась куда-то сквозь Смолина отрешенным взглядом, безостановочно пыхая сигареткой. Смолин терпеливо ждал, вздыхая про себя от разочарования, — он-то поначалу полагал, что рукопись может отыскаться в музее, мало ли как могло обернуться…
— Ага! — воскликнула старуха, так резко вскидываясь, что Смолин вздрогнул. — Точных сведений не обещаю, но есть для вас, голубчик, следочек… Дня за три до… печальной кончины говорил мне мельком Никанор Олегович, что отыскал наконец-то, простите за выражение, спонсора (это слово она произнесла с явным отвращением). Вроде бы означенный господин твердо был намерен издание профинансировать…
— И кто он? — жадно спросил Смолин. Это, действительно, был след…
Старуха развела руками:
— Увольте, голубчик. Что знала, то и сказала. Две-три фразы мельком, мимоходом, чуть ли не на бегу, мы тогда случайно столкнулись и оба спешили… Вы уж сами поищите, человек вы, я вижу, хваткий и предприимчивый, а я вам ничем помочь больше не могу, потому что и не знаю ничегошеньки…
В такой ситуации ничего другого не оставалось, кроме как побыстрее откланяться — потому что старуха, дымя, как паровоз, довольно неуклюже стала намекать на собственные житейские побуждения: не поговорит ли милейший Василий Яковлевич с беспутным Виктуаром, коли уж наладил с ним дружеские отношения, на предмет того, чтобы тот, проникшись идеалами культуры и духовности, все же согласился бескорыстно (или за чисто символическую плату, потому что на большее музейщики не в состоянии) передать очагу и светочу хоть что-то из кропотливо собиравшегося долгие годы покойным краеведом?